Вызов небесам - [77]

Василидис попытался немного разнообразить свои игры вовлечением в них Петра и Алеши, но потерпел полное фиаско. Петра они почему-то абсолютно не интересовали, он вообще с некоторых пор стал смотреть на Василидиса с усмешкой, словно старший на младшего, хотя никаких поводов к тому кроме грубого превосходства в силе никогда не имел. Алеша же, которого Василидис еще с кесаревских времен привык считать слабым и зависимым, неожиданно оказался крепким орешком. Да, там, в Кесареве, он покорно следовал за Владом и Корнеем, куда ни позовут, но они, как правило, были способны сотворить только обычные мальчишеские шалости, да и то не заставляли Алешу принимать в них активное участие. Василидису же смазливая алешина мордашка навевала мысли о совсем других развлечениях, тем паче, наблюдательный мальчик подметил, что Сергей, продолжая отдавать безусловное предпочтение ему, Василидису, все чаще и чаще начинает заглядываться и на своего официального сына. А и в самом деле… Раз повезло тебе родиться на свет таким красавчиком, так не держи ты свою красоту под замком, словно хрупкий бокал, который от неловкого обращения и разбиться может, — дай и людям ей насладиться, тебя ж от этого не убудет! Увы, увы… Маленький святоша категорически отказался проводить ночь в одной комнате с Сергеем и Василидисом, пресек попытки Василидиса просто побарахтаться с ним в одной постели, немедленно краснел и отворачивался, стоило только Василидису завести с ним фривольный разговор, а когда Василидис попытался просветить Алешу относительно некоторых особенностей его физиологии, известных, в принципе, каждому нормальному мальчишке этого возраста, для чего попытался силой стянуть с Алеши трусы, тот стал так отчаянно отбиваться, словно от этого зависела, по меньшей мере, его жизнь! Василидис в итоге отступил от своих намерений, но еще больше загрустил.

Когда Сергею Павловичу пришлось отправиться в очередную длительную деловую поездку, терпеть Василидису стало невмоготу. Вечером он подошел к Петру и попросил разрешения выйти за ворота особняка, чтобы немного прогуляться по городу.

- Тебе Николай Игнатьевич зря что ли наказывал сидеть и не рыпаться? — не согласился тот. — Пойми, дурень, это же для твоей собственной пользы! Ну, выйдешь ты в незнакомый город, ну, полезешь со своими предложениями к первому встречному, так он тебя просто в милицию сдаст, и извлекать тебя оттуда будет некому. Сергей в отъезде, мать твоя сама в Москве не ориентируется и всех властей боится. Мне что ли тогда в отделение идти и силой тебя оттуда освобождать?! Так ведь шум потом поднимется на весь город! А если там еще прознают о твоих наклонностях, так тебе точно свидания с врачами не миновать! И сам попадешься, и нас с Алешкой спалишь! Нам это надо?

- А здесь взаперти сидеть нам очень надо?! — взвился Василидис. — Я об этом, что ли, мечтал, когда Сергея на шоссе отлавливал? Тверинцеву-то что, он своего Влада, небось, в лучшую школу отдал, там ребят разных прорва, а мы уже второй месяц пребываем в этом гареме и будем еще два года здесь торчать, да?!

- Эй, ты поосторожнее относительно гарема-то! — возмутился Петр. — Ты, может, в нем и пребываешь, и наши мамаши тоже, я не знаю, чем они там с Сергеем занимаются, но мы с Алешкой никакого отношения к этому делу не имеем, понял!

- Сразу видать, Петя, что ты малообразованный, ничем не интересуешься, книжек не читаешь, — осклабился Василидис. — Иначе бы ты знал, что слово «гарем» на Востоке обозначает просто часть дома, закрытую для посторонних людей. И там не только жены и наложницы могут проживать, но и их слуги, и охранники, между прочим, тоже! Вот ты нас с Алешей охраняешь, а сам и шагу за ворота ступить не можешь! Ну, если тебе так нравится, так и сиди здесь, пожалуйста. А я-то тут при чем? Я — птица вольная, в клетке проживать непривычная. Я тут давно от скуки загибаюсь, у меня, может, уже депрессия начинается, вот наложу как-нибудь на себя руки — и как ты тогда с Сергеем будешь объясняться? А с Тверинцевым?

- Васька, ты меня не провоцируй! — угрожающе произнес Петр, но про себя задумался. Черт его знает, этого Василидиса, вдруг действительно повеситься решится или какой-нибудь дрянью отравится… Он ведь действительно там, в Кесареве, круглый год по окрестным лесам шастал. Может у него и в самом деле психика такая… на месте сидеть не позволяющая? Ходи теперь за ним круглый день, следи, как бы чего не удумал. Может, пусть лучше действительно немного прошвырнется по улице, авось в себя придет. Ведь сам же он, Петр, уже покидал особняк, несмотря на запрет, когда надо было спасать Алешку от вымогателей. Такую расправу им тогда устроил, небось, до сих пор от страха трясутся, и что? Никакого шума, Алешка говорит, что никто в школе и не стал расследовать, почему один ученик, главный школьный хулиган, вдруг оказался со сломанной рукой, а двое его приятелей — все в синяках. Может, и теперь все обойдется? Все же вечер уже, да и район здесь тихий…

- Ну, Петечка, ну что тебе стоит?… — сменил тем временем интонацию Василидис. — Я выйду только на часок, пройдусь по соседним улицам — и сразу домой!