Вызов (дилогия) - [64]

Собравшись с силами, я открыла глаза

— Зачем ты пришёл?

— За тобой, Лив. Я пришёл за тобой.

На секунду мне почудилось, что он говорит серьёзно. Я чуть не расхохоталась. Но внимательно посмотрев в его глаза — страсть и желание в них граничили с совершенно неприкрытым страхом, — я опешила: так и было.

— Это невозможно.

Нельзя быть резкой сейчас, ох, нельзя! И даже больше ради себя, чем ради него.

— Знаю. — Он отпустил мою руку и, отойдя, запустил обе пятерни в волосы, приводя их в ещё больший беспорядок. — Я знаю, Лив. Это невозможно для тебя, но не для меня. Я всегда получал то, что хотел. Я говорил тебе об этом.

Дилан вновь обошёл кровать и приблизился к окну. Я догадывалась, что он специально отошёл от меня, чтобы не позволить себе то, на что уже почти решился.

На что уже почти решилась я.

— Я понимаю, что не смогу получить тебя всю. — Он снова сделал шаг ко мне, но сразу же остановил себя. — Сначала это было просто желание, похоть — назови как угодно. Я желал тебя, жаждал твоё тело, но сначала хотел поиграть, зная, что ты не сможешь мне отказать. — Дилан повернулся ко мне и снова сделал шаг вперёд. Потом снова назад. Потом прошёлся из одного конца комнаты в другой. — Я играл с тобой, как играл со многими до тебя, и как, наверное, поступал бы ещё не раз. Узнав, что ты в моём доме, я, как грёбаный ягуар, учуявший запах свежей крови, помчался к тебе. Я чуть не представил к виску своего пилота пистолет, чтобы он смог посадить этот чёртов самолёт. Мы могли разбиться, я рисковал жизнью других людей, чтобы ещё раз увидеть тебя. Я бы не стал церемониться, и даже если бы ты меня не захотела, взял бы тебя силой.

Я наблюдала за мужчиной, мечущимся по комнате, и в голове возникла яркая картинка загнанного в клетку зверя — красивого, гордого, одинокого. Только клетка эта была внутри него самого.

Его последние слова напугали меня. Что я должна была сказать? Что должна была чувствовать кроме сожаления? Этому мужчине, открывающему передо мной душу, мне нечего было предложить.

— Как это жестоко, — заговорил он снова. — Словно мне дали посмотреть в замочную скважину на то, как могло бы быть, а потом на моих же глазах выбросили ключ от этой двери в пропасть. Моя рубашка на тебе, то, как всклочены со сна твои волосы, этот румянец… — Дилан тяжело опустился в кресло, в котором сидел всего лишь пару минут назад. — Это сводит меня с ума. Я как будто всю жизнь ждал этого момента, когда ты откроешь мне дверь. Ждал тебя.

Я не могла больше стоять без движения. Оторвавшись от стены, я медленно пошла к нему. Дилан же продолжал говорить:

— Когда утром я зашёл в спальню и увидел тебя в окружении спящих детей, я чуть разрыв сердца не получил. Таким невозможным и острым было желание, чтобы это с моими детьми — нашими детьми — ты лежала в кровати. В нашей кровати. Чтобы мне больше не надо было возвращаться в пустой дом, или сюда, где всегда много детей, счастливых пар, а я… у меня никогда этого не было, Лив. Более того, мне никогда этого не хотелось. Наверное, потому, что я так тебя и не встретил.

Дилан поднял на меня глаза, и я охнула, увидев стоящие в них слёзы. Потрясённая, я замерла посредине комнаты, закрыв рот ладошкой.

— Как бы мне хотелось, чтобы всё случилось по-другому, — прошептал он. — Чтобы мы встретились раньше. Или вообще никогда не встречались.

В моей голове яркими красками вспыхнули картинки возможного будущего. Невозможно возможного. Залитая ярким светом площадь маленького городка в Старом Свете. Я сижу под зонтиком в уличном кафе и наблюдаю за людьми на площади. Особенно меня интересуют трое — мужчина и двое маленьких детей, мальчик и девочка, кормящие голубей. Они смеются, машут мне, а я машу им в ответ. Лучи солнца, пляшущие на бронзовых волосах всех троих, делают их похожими на маленькие, яркие солнышки. Мои солнышки.

Я закрыла глаза, прогоняя эту картину, настолько же желанную, насколько и невозможную. Я почти возненавидела себя за то, что захотела оказаться на той площади; за то, что захотела, чтобы эти трое оказались моими. И именно в этот момент я поняла, что именно он чувствует.

Острый приступ нежности буквально подбросил меня к Дилану. Я метнулась к нему и прижала его голову к своему животу. Слёзы, пробегая по щекам, падали на тёмные волосы. Он обнял меня и крепче прижал к себе.

Я боялась пошевелиться, потому что страшилась того, что будет дальше. Мои пальцы зарылись в его волосах, ласково перебирая их. Я отдавала себе отчёт, что сидящий передо мной мужчина полностью в моей власти. Но отталкивать, тем более отпускать его мне не хотелось. Да и не могла я сейчас это сделать. Видение всё ещё жило в моём сердце, как и сон, который Дилан прервал своим приходом. Теперь я знала, кому принадлежали те руки; кто целовал меня на берегу океана.

Это был последний день моей вечности, последний шанс остаться в ней навсегда, принимая неизбежное. Как река меж двух берегов, я почувствовала себя цельной от того, что принадлежу двум мужчинам, двум берегам моей жизни — Майклу и Дилану. Сердце распалось на части, чтобы вновь забиться от переполнявшей его любви к обнимающему меня человеку. В тот момент я не чувствовала никакой вины или сожаления: то, что я собиралась сделать, было единственно правильным для меня. Меня-реки. Подгоняемая ветром, я понесла себя к другому берегу.