Выживший - [2]

"Взгляд вперёд, — сказал себе Бас, делая первый торопливый шаг с крыши на пару досок. — Не смотри вниз".

Зазор между зданиями имел пять метров в ширину. Когда Бас подходил к его середине, дерево прогнулось под ним, но он знал, что оно выдержит. Он проверял доски на крепость перед тем, как их уложить.

Мимо его ушей просвистела пара пуль. Он полубегом проделал оставшиеся несколько шагов и прыгнул на последнем. Его преследователи позади него были на полпути через предыдущую крышу.

Бас развернулся к ним лицом. У него не оставалось времени втащить доски на крышу, как ему хотелось, — не тогда, когда враги вооружены этими своими неряшливыми толстоствольными пистолетами. Вместо этого он пнул доски ногой и проследил, как они летят кувырком к тёмной улочке внизу.

Его преследователи, воя и брызжа слюной от ярости, открыли огонь. Один, вероятно, более безрассудный, чем остальные, или, может, более кровожадный, отказался признавать поражение. Он взял разбег до края кровли и прыгнул в пустоту. Бас уже нёсся во весь опор к следующей крыше. Он не видел, как существо нырнуло вниз к своей смерти, но услышал леденящий вопль. Вскоре он уже оставил охотившихся на него тварей далеко позади. В его ушах всё ещё стояли их чужеродные выкрики, полные разочарования и бешенства.

2

Он умирал.

Наверное. Скорее всего. Он не мог сказать наверняка. Басу было только десять лет, и все кончины, которые он пока что видел в своей короткой жизни, были насильственными и неопрятными — и все они случились в последние месяцы.

Эта была другой. Эта была шатанием коренных зубов. Эта была жжением в животе в те всё более редкие моменты, когда он съедал что-нибудь существенное. Эта была кровью в сплёвываемой им мокроте и в его испражнениях при отправлении естественных надобностей. Приступами накатывала головная боль, сильная и пульсирующая, как и резкие спазмы, которые временами терзали его слабеющие мышцы.

После его бегства по крышам эти симптомы навалились на него всем скопом. Он не поддавался им, пока не оказался в относительной безопасности. Тогда он лёг, и боль накрыла его, словно оползень.

Знай Бас больше, он опознал бы признаки обезвоживания и недоедания. По мере истощения припасов, которые ему удавалось себе разыскать, ему приходилось растягивать их на всё более долгое время. Но Бас не знал. Он мог лишь догадываться.

Сколько он так прожил к настоящему дню? Месяцы? По его ощущениям — да. Какое сегодня было число? Он ничего не мог сказать точно. Для него время шло не в часах и минутах, а в периодах прятания и убегания, дневного света, тягостного сна и ежедневных занятий выживанием в его хождениях по острию ножа. Он чувствовал себя последней мышкой в башне, полной изголодавшихся кошек.

Если зелёные чудища когда-нибудь его поймают, ему незамедлительно придёт конец. Он будет мучительным и ужасным, но быстрым. Всяко быстрее, чем от болезни или от голода. Он спросил себя, будет ли медленная и тихая смерть хоть сколь-нибудь лучше? Что-то на уровне инстинктов заставило его перестать мыслить в этом направлении, прежде чем у него успел сформироваться ответ. Пока что он был жив, и здесь, в одном из множества своих убежищ, он находился в безопасности.

Он одёрнул себя. Нет, не в безопасности. Не по-настоящему. Он никогда не был в настоящей безопасности.

В его голове раздался голос старика, бранящий его из глубин его памяти, — резкий и суровый, точно выстрел винтовки.

"Безопасность — иллюзия, малец. Никогда этого не забывай".

Иллюзия, так и есть. Как же Бас мог забыть? Эти слова вколачивались в него до тех пор, пока он не научился никогда не засыпать крепко и пробуждаться в состоянии такой готовности, что ему позавидовал бы любой Гвардеец с передовой. Когда Бас жил вместе со стариком, то если он не вскакивал и не вставал по стойке "смирно" через три секунды после первого сигнала, тяжёлая палка, свистнув в воздухе, будила его по-плохому. Сейчас же, если удар когда-нибудь застанет его во сне, то это случится не ради науки. Это будет клинок зеленокожего, и его сон станет вечным покоем мертвеца.

Он знал, что его ловушки и силки не будут защищать его вечно. Наступит день, быть может — уже скоро, когда один из этих дикарей доберётся до убежища. Это не будет кто-то из клыкастых великанов. Бас заботился о том, чтобы устраиваться на ночлег только в маленьких тесных местечках, куда те не смогут пролезть. А вот костлявые крючконосые твари могли проскользнуть везде, где и он, и это были злобные и лютые создания, которым доставляло радость проливать кровь. Бас полагался на свои средства защиты лишь как на самого себя, так что он не жалел стараний, чтобы ничего не упустить. Он ни разу не позволил себе сомкнуть глаза, не проверив трижды все до единой точки доступа в убежище. И хотя его ловушки и были простыми, они уже успели спасти его дюжину раз. Старый хрыч не давал ему продыху своей муштрой, из-за чего Бас терпеть его не мог, но эти уроки, выученные таким тяжёлым трудом и ненавистные, сейчас были той тонкой гранью, что отделяла жизнь от смерти. Они были причиной, по которой один-единственный десятилетний мальчишка выжил в руинах этого упадочного городка, где восемнадцать тысяч имперских граждан погибло, крича и взывая к Императору о спасении.