Выжившие - [8]

Он уселся на траву. Тишина. Мама взглянула на него.

– Почеши мне спинку, – попросила она.

Бенжамин встал, подошел к маме, она прикрыла глаза и блаженно вздохнула, когда его рука оказалась у нее под свитером.

– Подожди, – сказала она и расстегнула лифчик, чтобы ему было удобнее чесать. Он почувствовал след от резинки на ее коже, когда провел рукой от шеи вниз к лопаткам. И он чесал ей спину именно так, как ей нравилось, потому что ему хотелось, чтобы этот момент никогда не кончался. Мама взглянула на Бенжамина.

– Почему ты плачешь, милый?

Бенжамин не ответил, продолжая почесывать мамину спину.

– Что случилось?

– Ничего, – ответил он.

– Мальчик мой, – сказала мама. – Не надо плакать.

И она умолкла, склонив голову.

– Чуть ниже.

Уголком глаза Бенжамин заметил сестричек Ларссон, они брели в сторону беседки. Здесь они остановились, оглядывая происходящее. Он чувствовал, как бьется его сердце. Он думал о рыбе, о дымящей сковороде, о коже, приставшей к поверхности сковороды. Куры смотрели на него. Они знали, что он натворил, и молча осуждали его.

А он чесал спину мамы и не мог отвести взгляд от кур. Он не решался посмотреть на стол, боялся, что увидит там остатки обеда, поймет, что они только что поели и что мама и папа сейчас пойдут на свою сиесту.

Глава 5 20:00

Бенжамин стоит у воды с букетом засохших лютиков в руке. Рядом стоят его братья. В руках у Нильса урна. Она тяжелая, так что он все время перекладывает ее из руки в руку, у него озадаченное выражение лица, словно мама застала его в постели.

– Нужно что-то сказать, – говорит Нильс. – Или как это вообще делается?

– Не знаю, – отвечает Бенжамин.

– Нужна какая-то церемония или как?

– Пожалуй, просто сделаем это.

– Подождите, – говорит Пьер. – Мне нужно отлить.

Он отходит на пару шагов, поворачивается к озеру и расстегивает штаны.

– Знаешь что, – говорит Нильс. – Все-таки нужно как-то посерьезнее относиться ко всему этому.

– Согласен. Но мне нужно отлить.

Бенжамин смотрит на спину Пьера, видит, как струя его мочи ударяется о прибрежные камни. Он видит, как Нильс пытается перехватить урну поудобнее.

– Хочешь, я ее подержу?

Нильс качает головой.

Озеро абсолютно спокойно, и Бенжамину кажется, что лес окружает его и сверху, и снизу. Он видит сразу два неба, оба светятся розово-золотым светом. Солнце садится за мощные ели. Чуть дальше в заливе покачивается на тихой воде буек.

– Смотрите-ка, – говорит Бенжамин и показывает на буек. – Это же наш?

Нильс осторожно почесывает комариный укус на подбородке и вглядывается в крохотную точку на горизонте.

– Черт возьми, – говорит он, прикрывая глаза от солнца, чтобы лучше видеть. – Когда мы были здесь в последний раз? Возможно, мы поставили сеть за день до того, как все произошло. А потом тут была такая неразбериха, и мы так быстро уехали домой. Может…

Он посмеивается.

– Может, мы забыли вытащить сеть, когда уезжали отсюда?

Бенжамин смотрит на буек, он довольно далеко, но все-таки достаточно близко, чтобы разглядеть его форму. У него обгрызенные края – той зимой крысы добрались до лодочного сарая.

– Ты думаешь, она простояла там все это время? – спрашивает Бенжамин.

– Да.

Перед глазами Бенжамина сеть. Пять метров в глубину, колеблющаяся масса рыбы на разной стадии разложения. Кожа и кости, глаза, уставившиеся в темноту, все застыло в вязких масках из водорослей, идут годы, наверху что-то происходит, семья срывается с места и исчезает, вокруг одна пустота, времена года сменяют друг друга, проходят десятилетия, все постоянно меняется, а на глубине пяти метров все еще висит сеть и терпеливо поджидает тех, кто подходит слишком близко.

– Надо бы ее вытащить, – говорит Нильс.

– Да, – отвечает Бенжамин.

– Завтра, перед тем как уезжать.

Пьер издает какой-то звук, приглушенный вскрик, словно он хочет возразить, но не находит слов, и в то же время, отвернувшись от братьев, он взмахивает рукой, избавляясь от последних капель.

– К чертовой матери! – кричит он, застегивая брюки. – Сделаем это прямо сейчас!

– Сейчас мы проведем церемонию, – говорит Нильс.

– Да это подождет, – говорит Пьер. – Три брата снова в лодке в открытом море. Последний путь на закате солнца. Маме бы понравилось!

– Нет, не сейчас, – говорит Нильс, но Пьер уже ушел, прыгая по большим камням у берега. – Как думаете, лодка все там же? – кричит он. Бенжамин и Нильс переглядываются. Нильс посмеивается. Они идут за братом к лодочному сараю.

Да, лодка здесь. На больших бревнах, точно так, как они ее оставили, лежит большая старая пластиковая лодка. Дно, да и сиденье на носу поросли мхом, а в воде, собирающейся на корме, сформировалась собственная экосистема из водорослей и тины, но сама лодка цела. Весла, как обычно, лежат на полу под брезентом. Братья встают по обе стороны от лодки, Пьер командует, они кричат: «Ну!» – и тянут ее изо всех сил, так что под днищем скрежещут камни, наконец лодка плюхается в черную воду, и все тут же стихает.

Бенжамин садится на весла, Пьер и Нильс – на корму, из-за этого задняя часть лодки перевешивает, нос взмывает к небесам. Все так знакомо. Бенжамин смотрит на братьев. Они надели черные костюмы и галстуки, чтобы почтить память матери. На Пьере очки от солнца, Бенжамину они кажутся слишком большими и слишком женственными. Нильс снял туфли и носки и закатал брюки, чтобы они не намокли. Они не разговаривают, слушают, как осторожно ударяются весла о воду, как падают капли, когда Бенжамин проводит веслами над водой. Быстро сгущаются сумерки, берег размывается, Бенжамин смотрит наверх и внезапно видит над собой космос, хотя небо все еще синее. Он видит дом над полянкой, дверь распахнута настежь, словно мама и папа скоро выйдут, торопясь спуститься к озеру с маленькой корзинкой, в которой выпивка и колбаса. Он видит газон, заросший дикими цветами. От прохладного ветра по озеру пробегает рябь.