Выжившие - [61]

– Я не знаю.

Лекс что-то проговорила быстро и сердито, и Лорен перевела:

– Она спрашивает – с какой стати? Если он опасен для всех женщин, я не хочу, чтобы одна женщина решала, в безопасности я или нет.

– Действительно! – сказала Томи.

Таня:

– Согласна с ними.

– Ладно. – Арран оставался невозмутимым. – Просто предложил.

– Итак, решено, ставим на голосование, – подытожил Дилан. – Но сперва нужно договориться о вариантах. Жаль, приходится говорить о таком вслух, но одним из вариантов будет смертная казнь.

Я восхищался, что у него хватило смелости сказать это. Такой вариант висел в воздухе с тех пор, как мы заговорили, и никто не посмел озвучить его. Как только мы узнали, что совершено преступление, прежде всего на ум приходило: «Убьем его?» При дефиците ресурсов – а их становилось все меньше – это был единственный прагматичный курс действий.

– Если мы решим убить его, – медленно произнес Роб откуда-то из первых рядов, – кто это сделает?

– Я могу, – без колебаний ответила Томи. – Не вопрос.

Я взглянул на нее. Она посмотрела на меня, как бы говоря: «Да, могу. И что?»

Я не был уверен, восхищаюсь я ею или нет. В некотором смысле, конечно, радовало, что она так быстро сняла остальных с крючка. Я вызывался добровольцем на любое дело. Но вот на такое сомневаюсь, что вызовусь.

Дилан, похоже, тоже почувствовал облегчение. В конце концов, исполнять пришлось бы ему или мне. Других добровольцев не ожидалось.

– Ладно, значит, есть вариант «убить» или второй – «держать в заключении». Оставляем вариант «изгнание»?

Хару Иобари:

– Нет. Вы правы. Он просто вернется.

– Согласна, – сказала Таня.

– Поднимите руки, если считаете, что нужен вариант «изгнание», – сказал Дилан.

Удивительно, но никто не поднял руку.

– Мы что-нибудь упустили? – задал Дилан контрольный вопрос.

Петер поднял руку:

– Получается, мы допускаем, что он это сделал? И никакого суда, как вы сказали?

Миа сердито посмотрела на него:

– Мы ничего не допускаем. Он напал на меня!

Петер пожал плечами:

– Кто-нибудь еще видел?

Никто.

У меня скрутило желудок. Атмосфера в комнате стала напряженной. Я чувствовал, как рядом со мной напряглась и ощетинилась Томи, и Таня тоже, развернувшись, с презрением посмотрела на него. Разделение по гендерному признаку было очевидным.

– Издеваешься? – произнесла Томи. – Хочешь, чтобы она доказала, что он пытался изнасиловать ее?

– Я просто привлек внимание к опасности этой ситуации: женщина может обвинить кого угодно, а потом мы решим, убить его или нет.

– Ушам не верю. – Томи покачала головой.

– Я ударила его ножом в лодыжку, – сказала Миа. – Какое еще нужно доказательство?

– Тогда у нас доказательство только того, что ты напала на него, – ответил Петер. – Извини, но выглядишь ты прекрасно, а не так, будто кто-то пытался силой взять тебя. А что он говорит?

– Он признался, – вмешался Дилан. – Когда я запирал его, он все время повторял: «Она ударила меня ножом». И он обзывал ее по-всякому, говорил, что она сама хотела. Что его заманили в ловушку. По-моему, все сходится.

– Это не признание, – самоуверенно заявил Петер.

– То есть я лгу? – Миа сложила руки на груди.

– Почему бы и не солгать, если тебе кто-то не нравится?

По комнате пробежала волна негодования. Даже обычно спокойная Юка покачала головой. Взглянув на Томи, я понял, вот-вот – и она взорвется, ее губы презрительно скривились.

– Ну, хватит! – Дилан выступил вперед. – Давайте не будем неуважительно относиться к присутствующим женщинам, полагая, что они станут лгать о чем-то столь важном. Будем выше этого. Если обнаружится, что кто-то представляет опасность для группы, нам придется принимать решение, если нет явных доказательств обратного. Явных доказательств. Все поняли?

– Благодарю! – отчеканила Томи.

– И это касается каждого, – продолжил Дилан. – У нас нет ни времени, ни ресурсов для организации полноценного судебного разбирательства. Я не собираюсь целыми днями выслушивать его и ее. Поэтому, если нет свидетеля, готового сделать заявление, будем доверять друг другу. Нельзя утверждать, что люди лгут из-за всякой ерунды. Нас мало, поэтому нужно относиться друг к другу с уважением. Кто хочет высказаться в знак несогласия?

Все закивали, соглашаясь с ним.

Томи бросила сердитый взгляд на Петера:

– Гм… приятно выяснить, кто здесь считает, что женщины на пустом месте придумывают изнасилования.

– Люди лгут, – произнес Петер, – и по многим причинам.

– Вот назови нас лжецами еще только один гребаный раз! – Томи сделала несколько шагов вперед, и Петер отвел взгляд.

– Успокойся, – сказал я, беря ее за руку.

– Итак, если ни у кого нет других этических соображений, по-моему, пора голосовать. – Дилан оглядел собравшихся. – Не упустите шанс выразить свою точку зрения сейчас. Мы все выслушаем, если вы выскажетесь с уважением к своим ближним. Не торопитесь, подумайте немного.

Томи, все еще сверкая глазами, снова встала рядом со мной, и я отпустил ее руку.

Я посмотрел на Таню, но она тут же отвела взгляд.

Сначала я подумывал высказаться по поводу утилитаризма, что любое голосование за тюремное заключение слишком ущербно, чтобы относиться к нему серьезно, потому что интересы группы предписывают не тратить ресурсы на преступника, иначе это будет акт коллективного самоповреждения. Но мне удалось опровергнуть собственные аргументы, прежде чем я успел что-то сказать вслух. Если бы мы отбросили любую альтернативу, то превратились бы в общество – пусть и маленькое, – которое за любые проступки наказывает смертью. Даже если в этом и есть необходимость, сомневаюсь, что я хочу такого будущего для нас.