Выжившие - [3]

Жаль, что даже во время конца света меня не было рядом. Я опять опоздал! Мне всегда не хватало умения оказываться в нужном месте в нужное время. Сожалею, тебе пришлось пережить так много моих неудач. В наших детях все самое лучшее – от тебя.

Прошу, берегите себя изо всех сил и так долго, как только можете.

Прости, я думал, что у нас еще есть время.

Я люблю тебя. И никогда не перестану любить. Обещаю, я вернусь к тебе, даже если это будет другая жизнь.

Твой Джон

День сороковой

Некоторое время я оставался в номере, слишком подавленный, чтобы писать или видеть других людей. Сегодня впервые за неделю я вышел на улицу, чтобы немного подышать свежим воздухом.

Я спросил о небе бармена, которого зовут Натан, и он согласился, что облака действительно странного цвета.

– Ржавые, – сказал он.

Таня, наш врач, только что вернулась с пробежки в ближайшем лесу. Она остановилась рядом с нами, заметив наши устремленные в небо взгляды. Было холодно. Никто из нас не захватил с собой достаточно теплой одежды, чтобы с комфортом пережить резкий конец нашего лета и человеческой цивилизации.

– Вы говорите об облаках? – спросила она.

– Да, странные, правда? – отозвался Натан.

– Они оранжевые. – Она прикрыла глаза ладонью, словно защищая их от солнца. Привычка из прошлого.

– Рад, что не только я вижу их такими, – заметил я. – Сначала подумал, что от нервного потрясения.

– Думаете, они такие… э-э, от радиации? – поинтересовался Натан.

– Нет, – уверенно ответила Таня. – Такой цвет, скорее всего, из-за всякого мелкого мусора и запыленности от взрыва. Если бы на нас упал астероид, выглядело бы так же.

Некоторое время мы молча смотрели на оранжевые облака, а потом Таня, замерзнув, поёжилась.

– Жутко все это, – проговорила она, направляясь внутрь. – Скоро начнут умирать деревья.

Погода не изменилась.

День сорок первый

Держи себя в руках.

День сорок девятый

Я буду продолжать вести записки. У меня ощущение, что в противном случае я просто лягу и умру.

Повествовательная хроника первых месяцев после ядерных взрывов, написанная, возможно, последним живым историком, доктором Джоном Келлером

День пятидесятый

Вода была мутной и невкусной, поэтому Дилан, Натан и я поднялись на крышу, чтобы проверить баки с водой.

Дилан, глава службы безопасности отеля, – один из немногих сотрудников, кто не сбежал. Высокий чернокожий мужчина лет сорока, с заразительной улыбкой и коротко остриженными волосами, он стал нашим негласным лидером после того, как мир рухнул. Он знает отель и окрестности лучше, чем кто-либо, и работает здесь более двадцати лет. По-английски он говорит приятным баритоном, почти без акцента. Я затрудняюсь сказать, откуда он. Возможно, швейцарец.

– Может, мертвые птицы, – сказал он, когда мы совершали восхождение на тринадцать лестничных пролетов. – Птицам тоже нужна вода.

Лучше бы это были мертвые птицы.

На площадке девятого этажа мне пришлось остановиться и присесть на ящик с инструментами. Натан последовал моему примеру.

Пожав плечами, Дилан даже не потрудился поставить свой ящик с инструментами, когда ждал, пока мы отдохнем.

– Как тебе удается держать себя в форме? – спросил Натан.

– С трудом.

– В этом все и дело. – Он посмотрел на меня: – А тебе, Джон?

– Я поддерживаю отсутствие спортивного телосложения абсолютно без труда. – Я оглядел себя. – Моя работа предполагает сидячий образ жизни. Много интенсивного чтения и обдумывания.

– Прикиньте, я и представить не мог, насколько беспомощными мы окажемся. Пробовал тут выяснить у народа, как разжечь огонь без зажигалки. – Натан фыркнул. – Никогда бы не поверил, что в отеле никто не умеет разводить костер, когда ничего нет под рукой. Я-то знал, что не смогу, но надеялся, что кто-то другой сможет.

– Всегда ненавидел ходить в походы, – отозвался Дилан. – Выходной – не выходной, если нельзя спокойно сидеть в халате и пить шнапс.

– Я тоже ненавидел походы, – согласился я.

– А я ненавидел шнапс, – отчеканил Натан.

Я улыбнулся:

– По-моему, походы любят только дети. У меня их двое, так что пришлось походить в походы больше, чем хотелось бы.

– А сколько хотелось бы? – поинтересовался Дилан.

– Ни разу.

Натан, худощавый молодой австралиец-метис, бармен отеля, рассмеялся. У него глаза с нависающими веками и странно монотонный голос, который поначалу кажется безразличным. И тем не менее среди нас он один из самых веселых и оптимистичных людей. Он все еще может заставить других смеяться; теперь такое редко случается.

– Не знал, что у тебя есть дети, – сказал Дилан, наконец поставив ящик с инструментами на площадку. – У меня тоже есть дочь.

– Сколько ей? – спросил я.

– Тридцать.

– Где… гм, где она?

– Жила с мужем в Мюнхене. – Нам не нужно было уточнять, что это значит. – А твои?

– Вернулись в Сан-Франциско со своей мамой. Шесть и двенадцать.

– А ты почему здесь? На конференцию приезжал?

– Да.

– Я думал, все ее участники уехали.

– Да, большинство тех, кто пытался добраться до аэропорта, были моими коллегами, знакомыми из других колледжей.

– По-моему, большинство из них могли бы и вернуться, – сказал Натан, поднимаясь на ноги. – Как только поняли… Неясно, зачем вообще уезжать? Нам же сказали, самолеты не летают, дороги небезопасны. Наверняка многие могли бы вернуться.