Выживальщики. Охота - [10]

Людмила опять встала и подошла к окну. Ей наверное уже больше пятидесяти, возможно хорошо больше, но держится она молодцом. На вскидку больше сорока и не дашь, – подумал Сёма, он не терял надежды уговорить её вступиться за Сергея

– С вами всё просто. Вы просидите весь полёт в своей камере, как временно задержанный, потом пойдёте на свой тур выживания, и если вернётесь, против вас будет выдвинуто обвинение, в причинении вреда здоровью, – она кивнула охранникам, те подошли, и Сёме пришлось встать.

– А Сергей?

– Прощайте, – она отвернулась к окну и вновь стала рассматривать город.

Сёма понял, что ни чего больше сделать не может, на него опять нахлынуло чувство безысходности, он опустил голову, и под конвоем поплёлся в свою камеру.

Две недели полёта показались неимоверно долгими. Хотя Семёну и принесли в камеру мультимедийную панель, и он мог читать или смотреть фильмы, но сидеть в замкнутом пространстве довольно утомительно, и он понял, что клаустрофобия ему не чужда.

Первые дни дались ему особенно тяжело. Неожиданно свалившиеся на него неприятности, которые, как он понял, совсем не закончились, а только начинались, привели его в состояние смятения.

Сёма не находил себе места, не мог ни сидеть, ни лежать, ни стоять. Если задерживался в одном положении на несколько минут, то тут же вскакивал и начинал ходить из угла в угол. Места было мало, поэтому, было похоже, что он мечется в своей клетке как дикое животное. Даже ночью он вскакивал и начинал мерить комнату шагами.

Человек привыкает ко всему, и не может находиться в одном состоянии бесконечно. Так и Сёма, не то чтобы успокоился и смирился, но градус накала уменьшился. Мысли остались прежними, но уже не взрывали ему мозг изнутри.

Непонятно было, почему ему позволили воспользоваться туром выживальщиков, раз уж он виноват. По идее сразу должны были отправить под суд. А если не виноват, то какие обвинения ему будут выдвигать потом? Преступников не отпускают обычно по турпутёвкам, даже оплаченным. История получалась какой-то мутной.

И ещё его очень волновала судьба Сергея. Он чувствовал себя ответственным за парнишку. Если задуматься, то попытавшись вступиться за него, он запустил последующую цепочку событий. Очень хотелось ему помочь, но он не представлял как. Оставалось только ждать и надеяться на лучшее.

К окончанию полёта, Семён перестал метаться и, наоборот, впал в состояние близкое к анабиозу. То, что занимало его последние годы, и к чему он так долго готовился – тур выживания, отодвинулось на задний план. И хотя он неумолимо приближался к «Дикой штучке», ни страха, ни ажиотажа не испытывал. Даже если его мысли и обращались к этой теме, выброс адреналина не происходил, и сердце чаще биться не начинало. Как будто он просто хотел прогуляться по парку. За всё оставшееся время к нему никто не приходил, и ему ничего не сообщали. Было ощущение, что про него вообще забыли. Только еда бесперебойно поступала в автоматический приемник, а мусор так же бесперебойно исчезал.

Наконец, на табло над дверью, появились цифры обратного отсчёта до прибытия. Оставалось двенадцать часов. Как только цифры появились, Сёма сел на кровати, что делал всё реже и реже.

Видно, где-то в глубине подсознания, его мозг решил, что с той ситуацией, которая занимала его мысли весь полёт – он поделать ничего не может, а вот с тем, что его ожидает и от чего может зависеть его жизнь – может. Так что нужно сосредоточится на выживальщиках. Потому что если он этого не сделает, то может и не выжить, и тогда дальнейшие вопросы отпадут сами собой. Маятник качнулся в другую сторону, и Сёма мимоходом подивился, как же всё-таки мозг умеет приспосабливаться.

Теперь все мысли завертелись вокруг тура выживальщиков. Резко накатило чувство упущенного времени, и, чтобы хоть как-то наверстать и привести мышцы в тонус, Сёма принялся отжиматься. Вряд ли это помогло ему подготовиться, но зато он ощутил прилив энергии, и мысли стали собираться в кучу.

Почти всё оставшееся время, за исключением сна, он провёл делая разные упражнения, которые было возможно в тесной каюте – камере, и к прибытию совершенно себя вымотал. Когда пошёл отсчёт последнего часа, Сёма понял что переборщил. Он собрал те немногие вещи, которые у него здесь были, уселся на кровать и принялся ждать.

Когда камера открылась, никто не пришёл. Просто сработал автоматический замок. Как будто ничего и не было. Сёма вышел, и за стрелочкой пошёл на выход. Перед тем как совсем покинуть корабль, хмурый сотрудник экипажа выдал ему рюкзак и неискренне пожелал счастливого дня.

Пройдя по длинному коридору, уже на орбитальной станции, он оказался в огромном зале, куда из множества дверей стекался народ. Это всё вновь прибывшие, прилетевшие с ним на одном корабле. Народу было очень много. Сотни человек. «Да, бизнес у них процветает», – подумал Сёма.

Ещё ему было интересно, стыковку ни кому не транслировали, или только ему? Он хотел посмотреть на орбитальную станцию снаружи. Но как он не мучил панель в своей камере, экран оставался пустым. Если стыковку не показали ему, это можно понять. Он как ни как был на правах заключённого. Но если всем, то это странно. Транслировать взлёт, посадку, стыковку, расстыковку – это традиция. Отказ от неё происходил только на военных и стратегических объектах. Но это же вроде как аттракцион. Зачем такая секретность.