Выжить - [76]

Пришлось внести в свой распорядок дня ежедневные занятия с Руадаром или Феилином. В зависимости от того, в чём я хотел попрактиковаться. Феилин мог выследить любую добычу и мастерски владел луком. В своём мире из лука я стрелял как-то на отдыхе, но получалось не так чтобы хорошо. Из пяти стрел я, бывало, две вообще садил мимо мишени. Но базовая подготовка у меня была. А потому я быстро втянулся и мне даже понравилось учиться у немногословного, но рассудительного молодого охотника. Я схватывал на лету и очень быстро стал с луком на «ты». С 30-ти шагов всаживал стрелу в небольшое дерево и был этим доволен, как слон. Хоть Феилин говорил, что успехи мои, на самом деле, невелики, я всё равно радовался тому, как легко это получалось.

С мечом, копьём и кинжалом всё выходило не так просто. Когда я впервые пришёл в кузню к Морванду и рассмотрел несколько мечей у печи, не удержался и попробовал подержать в руках. Мечи показались слишком тяжёлыми и неуклюжими. И это несмотря на то, что Морванд утверждал, что они созданы для одноручного боя. Для боя со щитом и мечом. Я тут же не удержался и показал ему свой щит, а потом долго пытался поднять с колен, на которые он рухнул. И лишь спустя какое-то время вернулся, чтобы действительно попробовать. Привёл с собой Руадара, но тот только фыркнул, утверждая, что брать в руки настоящий меч мне ещё ой как рано. Сначала я должен пройти азы обучения на палках. Он выразил желание помочь мне с этим и я не отказался. В свободные от ежедневных обязанностей минуты я со всей тщательностью повторял за ним движения. Принимал напыщенные стойки, которые мне казались смешными для фехтования, делал выпады, размахивал и рубил с плеча. Выходило не очень хорошо, так как поначалу он заставлял меня держать палко-меч двумя руками. И только после того, как я сообщил, что энергетическим щитом мне управляться куда удобнее, несмотря на то, что тот расположен на левой руке, он изменил подход. Перевёл меня на одноручное фехтование. Сказал, что при таком раскладе эффективность ударов куда слабее и задумался над тем, а надо ли мне вообще фехтовать, если мой щит не может остановить ни металл, ни дерево? Зачем тупить железо, если у меня есть нечто куда более опасное? С этим вопросом он отправился к старейшине Элестину и пока ни к какому выводу они не пришли.

За моими занятиями с интересом наблюдали не только жители лагеря, но и Уилсон. Он быстро адаптировался, почти никого не подпускал к себе ближе чем на расстояние вытянутой руки, но без страха брал из этой руки вкусненькую рыбёшку или кусочек мяса. Практически все пытались подружиться с котёнком и приходили к нему со взяткой. Он брал у каждого, но не каждому был рад. На кого-то даже рычал иногда. Наблюдая за этим, я приходил к выводу, что он, наверное, действительно разбирается в людях. Действительно может заглянуть в душу. И рассказы старика Элестина о матанах уже не казались мне чушью.

Уилсон рос не по дням, а по часам. Откормился на лёгких харчах, но не забывал тренировать тело и носился по лагерю как ненормальный. Разогнал всех птиц с крон ближайших деревьев и по прошествии времени стал часто отлучаться. Пропадал, бывало, до самого вечера, но иногда даже возвращался с добычей. То наполовину съеденную птицу приволок, то какого пузатого грызуна, судя по крупным зубам. А то и рыбину, пойманную у самого берега, притаскивал. В лагере к нему относились как к местному любимцу и, вероятно, поэтому он никого не боялся. Чувствовал особое к себе отношение, бродил где хотел и когда хотел. Заметно вырос и превращался в настоящего хищника.

Хоть времени за короткий световой день и ещё более короткую ночь у меня иногда вообще не было, я внимательно следил за его успехами. Испытал некоторую ревность, когда он, наконец, подпустил к себе Феилина и частенько уходил с ним в лес на охоту. Но улыбался, когда он возвращался и первым делом направлялся ко мне. Тёрся мордочкой об ладони и утробно рычал. Я понимал, что несмотря на то, что здесь он чувствует себя комфортно, я его первый и пока единственный друг.

А времени у меня действительно было немного. Пришлось взвалить на свои мужские плечи «аниранские обязанности». На второй же день моего пребывания в лагере две бабы чуть не повыдирали друг друг космы за право возлечь с анираном. Зрелище было так себе и даже вывело меня из себя. И не потому, что обе женщины выглядели куда хуже тех, к которым я привык. А потому, что такое поведение показалось мне дикостью. Да, я понимал, конечно, что моральный облик человека разумного в этом мире находится на самой нижней отметке. Мне понадобился лишь один день, чтобы это осознать. Но всё равно я не сразу смог смириться с таким поведением. Конечно женщины испытывали некоторые ожидания и надежды, а потому так яростно спорили. Каждой из них хотелось получить шанс на зарождение новой жизни. И чтобы прекратить перепалку, мне пришлось проявить инициативу. Я выбрал одну из них, поблагодарил старейшину Элестина за то, что остановил меня по дороге и дал испить чарку секхи для храбрости, и последовал за женщиной на верхний этаж. Сено там прекрасно пахло, но томные стоны парочек, устроившихся недалеко от входа и ничуть нас не стеснявшихся, выбили меня из колеи. Женщина торопливо тянула за собой и просила не отвлекаться на других. Её эта ситуация совсем не смущала. Она завлекла меня в самый угол, где на сене лежала большая шкура с мягким серым мехом и принялась торопливо раздеваться. Когда она разделась, первым делом я отметил, что в этом мире ничего не знают об эпиляции. Хоть выглядела она не так уж и отталкивающе, некоторое время я не мог решиться и тупил. Она спокойно улыбнулась и взяла меня в оборот…