— Послушать тебя, так я просто какой-то пошляк! Я вовсе не такой. Спроси Томаса!
Она рассмеялась и покачала головой. Колыхнулась гладкая золотистая волна волос.
— А кто такой Томас? Твой слуга?
С ума сойти! Кто дал право этой библиотекарше критиковать его?!
— Что ж, верно... Томас — мой шофер и телохранитель, но он еще и мой друг.
— И я уверена, получает щедрое вознаграждение за то, что в любом споре всегда принимает твою сторону, — съехидничала Эллисон.
— Он был моим шофером, пока я учился в Оксфорде. После этого стал моим личным помощником. Томас был со мной и когда я учился в Йельском университете. Он уезжал в отпуск тогда... два года назад, когда мы встречались.
— Значит, обо мне он не знал? — спросила Эллисон.
— Нет! — Почему у него возникает желание виновато опустить глаза каждый раз, когда она говорит с ним о прошлом? Он не привык раскаиваться в своих поступках. Да, но ведь до встречи с Эллисон ни один из его романов не заканчивался рождением ребенка. — Послушай, я не принуждал тебя стать моей любовницей. Не соблазнял тебя своим богатством, не обещал поездку в Альпы на уик-энд, не покупал тебе дорогих украшений...
— Верно, — подтвердила она, — потому что, к счастью, у тебя тогда хватило ума понять, что на меня такие вещи не действуют.
— Но мог бы пообещать жениться на тебе или остаться с тобой навсегда. И даже никогда не говорил, что люблю тебя... — продолжал защищаться Якоб.
— Действительно, не говорил, — признала Эллисон. Голос ее звучал подавленно и глухо. Глаза на мгновение затуманились. — Но ведь и я тоже не говорила, что люблю тебя.
Ее слова кольнули так, что перехватило дыхание. Возникло такое чувство, будто ему сначала дани нечто бесценное, а потом внезапно выхватили из рук. Якоб никогда много не размышлял о любви — для него быть любимым означало не быть одному. Да он никогда и не был один. Вокруг него всегда роились люди — заботились, отвечали на его вопросы, выполняли его желания, развлекали.
Пять лет назад умерла его мать, но странное дело — он редко вспоминал о ней. Королева почти всегда была занята и не могла проводить с сыном много времени. И, уж во всяком случае, никогда не говорила, что любит его. Но он был единственным ребенком и в любви матери не сомневался. Любовь никогда не была для него проблемой. Собственно говоря, Якоб толком и не знал, что это такое.
— Тебе что-то все-таки нужно! — Он заглянул в ее глаза. Странное чувство — ты и могуществен и беспомощен одновременно. Получается, не так уж сильно отличаешься от других.
Эллисон невозмутимо встретила его взгляд.
— Да, наверное, мне что-то нужно. И я скажу тебе, что, — заговорщически прошептала она. — Полжизни отдала бы сейчас за приличный сэндвич с ветчиной! Здесь все так вкусно, но уж больно порции малы — пришлось бы клевать целую неделю, чтобы наесться.
— Перестань, Элли! Скажи, чего ты хочешь, и хватит этих игр! Дело в малыше, верно? Тебе нужны деньги для него. Прекрасно! Ты их получишь. Но если хоть слово об этом просочится в прессу, то... — Он не закончил.
— Ах ты, напыщенный, избалованный сопляк, — процедила Эллисон сквозь зубы. — Я еще не встречала никого, кто был бы так зациклен на самом себе, как ты, Якоб фон Как-там-тебя!
— Я предлагаю тебе любую сумму, какую ты назовешь, для ребенка, которого я в глаза не видел, — возразил он. — И даже не уверен, что он мой! Мне кажется, что предложение чертовски щедрое, леди!
— Вот именно поэтому ты и заслуживаешь всех тех эпитетов, которыми я тебя наградила. Мне не нужны твои деньги, Якоб! Мне надо, чтобы ты ушел и оставил нас с сыном в покое. Пропусти меня! Я хочу уехать.
И он понял. Ей действительно ничего от него не было нужно — только чтобы он оставил ее в покое. Впервые в жизни он встретил женщину, которая не собиралась использовать его. Власть, деньги, престиж, право хвастаться, что спала с принцем... Она отмела все! Что же делать?
Он догнал ее уже у трапа.
Томас, сурово нахмурившись, встал между ними.
— Ваше королевское высочество, возможно, леди предпочитает побыть в одиночестве в ожидании катера.
Якоб не верил своим ушам. Они объединились против него!
— Я ничего ей не сделал!
— Принц действительно не причинил мне вреда. Я... я просто устала, и мне пора домой. — Эллисон с благодарностью протянула руку Томасу.
Англичанин с секунду внимательно изучал ее лицо, потом пожал руку и отступил назад.
— Я сейчас вызову катер, — негромко сказал он. — И буду поблизости, если вам что-нибудь понадобится, мисс.
Она кивнула и, отвернувшись, уставилась на воду.
Якоб наклонился над Эллисон.
— Ты права, — прошептал он. — Тому, как я поступил с тобой, нет никакого оправдания. Когда я ушел от тебя так... Я всегда так поступал. Научился пользоваться тем... тем, кто я есть.
— А какая разница, кто ты есть? — тихо спросила Эллисон. — Ведь чувства имеются у всех. Когда тебя бросают, это больно — и совсем не зависит от того, кого ты любила — бедняка или миллионера...
Он покачал головой. Как объяснить, чтобы она поняла?
— Я не должен был заходить с тобой так далеко. Это моя вина, не твоя. Я могу жениться только на женщине королевской крови...
