Выйти замуж за Микки Мауса - [6]

Взвизгнув, она чудом успела отпрыгнуть и, хотя высота была небольшая, долго испуганно таращилась вниз, переводя дух, пока случайно не разглядела у себя под ногами на вскрывшемся склоне буро-зелёные, проржавевшие от времени гильзы. Словно старая грибница, щедрой порченой россыпью торчали они отовсюду.

– Пулемётное гнездо, деточка, – скажет позже дядя Рубик, – немецкое пулемётное гнездо, ничего удивительного, ведь именно в этом месте Красная армия переправлялась через Дон, освобождая Ростов…

Но это она узнает позже, а тогда, сначала руками и веточкой, потом найденной палкой с большим кривым гвоздём на конце, она увлечённо выковыривала гильзы, набивая ими подобранную тут же на берегу коробку. Ощущение, что нашла клад, нарастало по мере заполнения картонки, а когда она раскопала ещё и помятый оловянный портсигар с выдавленной на крышке свастикой в дубовых листьях, стало окончательно ясно, что чудо свершилось.

Вот только тётки из краеведческого музея в это верить не хотели и дальше порога не пускали «с этим мусором».

– Тётеньки, это клад, я правда его сама нашла, – уговаривала не веря своим ушам Злата, – посмотрите, они настоящие!

– Шла бы ты домой, девочка, а мусор свой, вон, в урну выбрось, – улыбаясь, посоветовала контролёр на входе.

– Это не мусор! Это клад! Его в музей сдать надо, нам в школе говорили! – пунцовая от негодования, она готова была вот-вот расплакаться, но именно в тот момент к входу музея подошёл дядя Рубик, который хоть и был уже давно на пенсии, но продолжал работать здесь заместителем директора.

Лохматый и худой, он навис над ней, глядя поверх очков, так похожий на Папу Карло из сказки про Буратино.

– Пойдём посмотрим? – дружелюбно предложил он и повёл её в сторону лавочки у каменной скифской бабы, что вместе со старинной казачьей пушкой украшала дворик музея.

Так и ходила она за дядей Рубиком до самого университета, как губка впитывая истории ростовских кладов. И больше никто и никогда не останавливал её на входе музея и даже не спрашивал билета, она ведь к дяде Рубику…

>* * *

Разводились Златкины родители образцово-показательно. Ну, так они думали: никаких ссор, никакого выяснения отношений – ребёнок не должен страдать. Златка думала иначе, но кто её спрашивал в двенадцать-то лет? Правда, её первый ужас быстро прошёл – с папой ничего не случилось, каждый день он приходил к ней и они всё так же, как раньше, резались в нарды и вместе рисовали, пока она не ложилась спать. Он забирал её из музыкальной школы, и они вместе гуляли или шли в кино. Да, гулять они, действительно, стали больше, и это ей нравилось, на улице ведь не было той неловкости, что возникала, когда папа приходил к ней домой. Странное дело, она очень любила маму, но внутренне всегда была на стороне отца.

А ещё образцово-показательный развод подразумевал общение с психологом. Умная тётка с участливыми глазами о чём-то спрашивала, подсовывала какие-то картинки, а в конце достала цветные карандаши и попросила её нарисовать звериную семью. Вышел большой слон с воробышком на спине и обезьяна в сторонке.

…У девочки культ папы… слон слишком большой, а воробышек слишком маленький… вам надо «отпустить» дочку, дать больше свободы, вас слишком много в её жизни, вы слишком давите на неё… а стресс уже прошёл, не переживайте, дети, как ни странно, быстро ко всему привыкают… но хорошо бы ещё увлечь её чем-нибудь новым, чтобы позитивные перемены исходили от вас и девочка не формировала альтернативную вам реальность…

Родители услышали психолога так, как услышали. И Злату тут же перевели в лучшую в городе частную школу. Как ни странно, ей это почти понравилось, ведь учиться там было намного легче. Отца меньше в её жизни не стало, но он заметно помягчел, уже был не так строг и многое прощал. Он даже стал выслушивать её маленькие жалобы на маму, чего раньше категорически не терпел. И это тоже ей нравилось. Она училась лавировать между струями дождя.

В свободное время занималась вокалом в музыкальной школе, но постоянно рисовала, и как-то незаметно к седьмому классу её детский рисунок стал осмысленным. Поэтому мама сразу же перевела её из лучшей в городе частной школы в лучшую в Ростове художественную гимназию. Уже тогда отец решил, что она будет поступать на архитектурный факультет. И через несколько лет она туда поступила по целевому направлению мэрии, в которой работал отец, несмотря на конкурс, который в архитектурном был одним из самых высоких в том году.

Ей всё давалось легко, а как иначе, ведь воробышек слишком маленький, ему надо расти, его надо любить, кохать и лелеять…

А она больше всего не любила, когда её называли золотцем. Уже в университете, после того, как третий молодой человек подряд получил от ворот поворот за столь неосторожную фамильярность, она стала предупреждать заранее, при первом же знакомстве.

– Меня зовут Злата, запомни пожалуйста. Ни золотце, ни золотко, ни как иначе. А если забудешь – сломаю нос, – мило улыбалась она, – я их коллекционирую, носы ваши.

Ей в ответ смеялись («какое оригинальное чувство юмора»), но отчего-то верили, хотя, конечно же, никогда она никому носы не ломала. Зачем, когда для этого есть огромный и верный Румын.