Выйти замуж за Микки Мауса - [14]
– Чёрный автомобиль белого человека – это, наверное, круто, – смеясь, поддразнила она его, подставляя щёку для дружеского поцелуя.
– Киплинг бы тебе ответил, что тачка старше пяти лет, скорее, бремя белого человека.
– Ух ты! – дёрнула бровью Златка. – Наш мальчик знает, что Киплинг9 не только книжки про Маугли писал! Молодец, – похвалила она.
Они сели в машину, Миха вырулил со двора и выехал на Портовую улицу.
– Миша, ты дорогу не перепутал? – оглядываясь назад, удивилась Злата. – Нам же в противоположную сторону, через Сиверса надо на новый мост ехать.
– А мы через Западный мост поедем, если не против, конечно, – ответил он.
– Да мне всё равно, – улыбнулась Златка. – И охота тебе круги мотать?
– А у меня к тебе предложение есть… – разулыбался Миха.
– Руки и сердца, надеюсь? – расхохоталась она. – Тогда в очередь становись, третьим будешь.
– Если и буду, то только первым, – нахально ответил он. – Поехали сейчас в Таганрог, а?
– Зачем?
– Город красивый, набережная, все дела… Тебе понравится. Поехали, полчаса езды всего – и ты на море!
– Всё ясно! – снова рассмеялась Златка. – Вот, значит, ты где своих барышень выгуливаешь – вокруг домика Чехова, – хохотала она. – И как, ведутся на романтику?
– На домик Чехова не ведутся, а вот ресторан на набережной работает безотказно.
– Боюсь, сейчас не сработает.
– Тогда я тебе море и небо подарю. Море, конечно, мутноватое, зато небо чистое. Не веришь, посмотри в окно.
…Только сейчас она сообразила, что вляпалась в неловкую ситуацию, согласившись спросонья, чтобы Миха подвёз её на левый берег. Ведь не позвать его на борт «Адмирала Лунина» после такой любезности будет откровенной грубостью. А звать любопытного новичка на борт теплохода нельзя: она сама категорически была против, когда Рыжий предложил – ведь так много в кают-компании, где они проводили большую часть времени, карт местности, чертежей Сурб-Хача, планов инженерных коммуникаций, инструментов и других свидетельств её мечты. «Зачем провоцировать чужое любопытство?» – выговаривала она тогда Рыжему и Румын горячо её подержал. Но сейчас выйти из этого замкнутого круга не потеряв лица, можно было только через Таганрог. Тем более, в глубине души она была совсем не против и даже сама хотела этого…
Злата нажала кнопку стеклоподъёмника на своей дверце и затонированное стекло плавно поползло вниз. Ворвавшийся ветер разметал волосы, но не помешал ей найти взглядом полупрозрачные перья редкого облачка на горизонте и, чуть усмехнувшись, хмыкнуть:
– Не очень-то оно и чистое, твоё небо… Если ещё и с морем такая лажа выйдет, я тебе осеннюю лужу отдарю… Поехали, что смотришь? – засмеялась она.
И пока довольный Миха сворачивал от моста в сторону Таганрогского шоссе, со Златкиного телефона улетало сообщение: «Ромка, меня сегодня не ждите, у меня дела».
На полпути до Таганрога, они ненадолго заехали в Танаис. Миха признался, что ни разу не был на археологических раскопках, и Злата устроила ему экскурсию с подробным рассказом о том, как случайно была найдена в дельте Дона самая дальняя греческая колония III века до нашей эры и как за несколько десятилетий постоянных раскопок на этом краю Ойкумены, археологи нарыли целый музей под открытым небом.
Было очень жарко, поэтому в Таганроге они лишь прошлись по набережной и поехали купаться в Рожок, посёлок на берегу Азовского моря, ведь людей там много меньше, а Таганрогский залив чище и глубже. Машину оставили в посёлке. Спускаясь к морю, накупили самой разной – желтой, красной и чёрной – черешни на маленьком рынке, где местные тётки продавали отдыхающим всякую всячину со своих участков, и здесь же под колонкой помыли ягоды, чтобы можно было их сразу есть.
Внизу у моря народу было не очень много, поэтому они быстро нашли удобное местечко под старым навесом на песчаном пляже, что тянулся широкой полосой между морем и крутым глинистым берегом, побросали вещи и побежали купаться, ибо ни к чему другому такая жара не располагала.
Море было спокойным и гладким, лишь у самой песчаной кромки вскипала и тут же сходила на тихий шелест мелкая волна. Зайдя поглубже, Миха сделал показательный рывок энергичным кролем – зря, что ли занимался когда-то плаванием в бассейне – и быстро перешёл на спокойный брасс, искоса поглядывая на Златку. По тому, как легко она ныряла и больше плыла под водой, чем на поверхности, видно было, как много времени она проводит на реке, в отличие от Михи, жителя спального микрорайона.
– Красиво ныряешь! – не сдержавшись, крикнул он, когда она в очередной раз вынырнула далеко впереди.
– Что говоришь, не слышу? – Златка резко тряхнула головой, смахивая воду с волос и, улыбаясь, повернулась к нему.
– Красивая ты, говорю! – снова крикнул он.
А Златка то ли не слышала, то ли делала вид, что не слышит, и снова ныряла, легко уплывая от него.
Так беззаботно они и провели день. На берегу Миха сидел, скрестив по-турецки ноги, в тени под навесом, побаиваясь падкого на белокожих южного солнца. Златка больше лежала рядом на горячем песке и ела черешню из пакета. Миха губами наигрывал ей какие-то новые аранжировки, отшлёпывая ладонями ритм на коленях, а она, смеясь, кидалась в него косточками, если ей что-то не нравилось. А когда она, наконец, похвалила его, он признался, что уже почти переложил на свой кармический «Korg» весь репертуар «Архиблэка», и совсем скоро все ахнут.
Этот сюжет легко трактовать как метафору, басню с неизбежной моралью в конце. Например, так: современная Россия окончательно выродилась. Всё на продажу. Люди превратились в управляемых андроидов, которые развлекают других андроидов по ту сторону монитора. Но в повести нет никаких метафор. И никакой морали… А вот любовь есть. И эта романтика, которую автор развел на своих страницах, порой кажется абсолютно неуместной. Но суть именно в ней: ведь андроиды любить не умеют.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.