Выйти замуж за Микки Мауса - [11]
Теперь, чтобы весь прибор заработал, его надо было протестировать: медленно складывать створки коробки от компакт-диска с включёнными радиоприёмником и калькулятором, пока не раздастся «особый громкий звук», когда радио уловит электромагнитные волны, излучаемые калькулятором. После этого, створки следовало развести так, чтобы звук стал чуть слышен, и теперь, если всю эту конструкцию поднести к металлическому предмету, то снова раздастся «особый громкий звук».
Самое удивительное, что эта приблуда заработала. Ромка испытывал свой уникальный прибор целый день, самодельный металлоискатель истошно «кричал», когда его подносили к газовой плите или холодильнику и, вообще, в доме не осталось ни одного металлического предмета, на который бы этот электромагнитный уродец не наорал. Но Ромка был счастлив. Он даже придумал, как закрепить всё это на хоккейной клюшке, чтобы удобнее было работать с прибором. И в тот же вечер отправился на вылазку. Один, ничего не сказав Злате, а уж тем более Сашке. Успех ведь был так близок, зачем делить его с Рыжим, а Златка теперь точно сделает свой окончательный выбор в его, Ромкину, пользу. Он так мечтал об этом, что даже не замечал удивленных взглядов в автобусе, когда добирался с их Портовой улицы через весь город к Сурб-Хачу. Удивлялись, собственно, не ему, а хоккейной клюшке, которая крайне неуместно смотрелась в том летнем автобусе.
Первое разочарование постигло его на острове. С фонариком в одной руке и клюшкой в другой, Ромка добросовестно облазил весь островок, но «металлоискатель» лишь робко поскрипывал, и только когда он поставил его на лавку, громко закрякал на ржавые гвозди.
Уже совсем стемнело, но упрямство было одной из главных Ромкиных добродетелей. Вот только попытка обследовать храм обернулась ещё большим конфузом.
Калитка наверху лестницы была уже давно закрыта на замок, поэтому Ромка перемахнул через ограду и, подсвечивая себе фонариком, стал бродить вокруг Сурб-Хача в поисках чуда. Наверное, тогда и зафиксировала его камера наружного наблюдения, и сторож нажал «тревожную» кнопку. Мигалка милицейской машины через три минуты замелькала на съезде с бульвара Комарова, и Ромка, заподозрив неладное, пустился наутёк. Обратно перемахнув через ограду, он кубарем скатился с холма, несколько раз упал, разбив чудо-прибор на конце клюшки, после чего с размаху зашвырнул клюшку в камыши, а сам, усевшись прямо в воду, потому что иначе не поместился бы, спрятался под низким мостиком, что вёл на остров.
Два часа просидел там Ромка. Мощные фонари наряда милиции где-то с полчаса мелькали по территории храма, длинными языками жёлтого света облизывали склон и даже пару раз скользнули по мостику, окончательно напугав подростка. Поэтому Ромка ещё долго сидел в полной тишине, опасаясь засады. И, наверное, никто и никогда не узнал бы о его конфузе, если бы количество пропущенных звонков матери на его мобильник не достигло критического значения. Стуча зубами от холода, – хоть и лето, но вода-то проточная – Ромка вынужден был позвонить Злате с просьбой отмазать его, ибо влип, говорить не может и потом всё расскажет. Лишь Златка могла сейчас помочь, так как верили ей что Ромкины, что Сашкины родители, безоговорочно, и если эта девочка просит разрешить мальчишкам переночевать у неё дома, чтобы доиграть в «Монополию», то как можно ей отказать.
Вот только стал Роман с тех пор Румыном. Они ещё долго над ним смеялись, и Златка, и Рыжий. Даже дядя Рубик хохотал, когда Злата рассказывала ему о Ромкиных похождениях.
– Хорошая история, деточка, – отсмеявшись, улыбался он в свои густые усы, – достойная Сурб-Хача… Этому месту ведь так не хватает хороших историй, – непонятно сказал он и снова улыбнулся. – А твоя преданность ему достойна награды…
Это тогда дядя Рубик показал ей золотые дукаты с дыркой и один неожиданно подарил Злате.
– Второй тоже твой будет, деточка… – доброжелательно смотрел он на неё поверх очков, – потом… Когда я умру и все маленькие тайны Сурб-Хача перейдут к тебе, – опять непонятно сказал дядя Рубик.
>Глава 4.
Приморский бриз
«Каменные лица Ростова»
Ростовское солнце стоит где-то за перламутровым серым. И как бы мне устоять сегодня… Походу, я влюбилась в мальчика из сна, который я видела дважды… Позавчера он надел мне на правую руку свои часы и сказал, что однажды они покажут моё время. Госпаде, я готова убить за эти часы! Это невозможно!
Я, конечно, понимаю, что всё это бред красивой кобылы, но один любит меня, как фейсбук, другой – больше, чем арахисовое масло, а как любишь меня ты?!
Like (417)
Comments (83)
Share (22)
Старое армянское кладбище закрыли ещё в 60-х и за несколько десятилетий оно пришло в изрядное запустение и даже разруху. Лишь в конце прошлого века его открыли, разрешив подзахоронения в могилы родственников, и кладбище снова ожило.
«Какая странная игра слов, – думала Злата, – хоронить, чтобы ожить, и жить, чтобы хоронить…».
Дядю Рубика хоронили рядом с могилой его деда, адвоката Лусегена Вартаняна, недалеко от захоронения профессоров Варшавского университета, который эвакуировали в Ростов во время Первой мировой войны. Злата бывала здесь раньше вместе с дядей Рубиком, который очень гордился тем, что его дед помогал создавать Ростовский университет на базе Варшавского. Вот только с обвинением в контрреволюционном заговоре ни Лусеген Вартанян, ни варшавская профессура не смогли пережить Гражданскую войну, которая на Дону была особенно ожесточённой. Однако университет в Ростове остался, как осталась и коллекция деда, которую отец дяди Рубика, заведующий городским архивом, изрядно пополнил. В период между двумя Мировыми войнами это было не сложно: история переселения народов на Дон тогда мало кого интересовала, а древняя утварь, церковные книги и прочие артефакты времен исхода армян из Крыма, не имели почти никакой ценности в том революционном кураже. Но отца своего дядя Рубик помнил плохо, пропал тот без вести в 1943 году, поэтому и хоронили краеведа Вартаняна рядом с дедом.
Этот сюжет легко трактовать как метафору, басню с неизбежной моралью в конце. Например, так: современная Россия окончательно выродилась. Всё на продажу. Люди превратились в управляемых андроидов, которые развлекают других андроидов по ту сторону монитора. Но в повести нет никаких метафор. И никакой морали… А вот любовь есть. И эта романтика, которую автор развел на своих страницах, порой кажется абсолютно неуместной. Но суть именно в ней: ведь андроиды любить не умеют.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.