Выйти из тени (История убийцы) - [2]

— Анцат, — прошепчут они. — Аицат из анцати.

С личной стороны, эта история — лишь невинное желание, прихоть разборчивого вкуса. Это была жажда нектара — без него я не могу жить, — но также жажда именно его нектара, нектара из всех нектаров, сущность гуманоида, который знает страх, но избавляется от него; кто встречает его лицом к лицу, побеждает его, но не смеется ему в лицо; показывает себя хрупким плотью, но сильным духом. Кто, преодолевая его, производит нектар из всех нектаров, сладкий, горячий и чистый.

Нектар Хэна Соло.

С профессиональной стороны, это история предательства и вероломства. Джабба хотел, чтобы его поймали. Хатта мало заботил нектар; даже если он знал о нем, то. никогда не говорил. Похоже, с его источниками и средствами, он действительно знал, но это не имело большого значения. Он знал, что я непобедим, потому что я — это я и я — лучший. Для лучших дел… нектар Хэна Соло…

Мой, когда будет пойман. Мой, чтобы забрать его и выпить. Мой, чтобы сделать глоток и вкусить его: горячий, сладкий и чистый.

Пока Джабба не отнял его у меня. Пока я, не был предан.

Феттом. Калриссианом. Самим Джаббой Хат-том, руководящим ими всеми. Купившим их всех. Купившим и меня. Пообещав нечто уникальное лучшему из лучших, на веки вечные, аминь: Данник Джеррико, убийца для убийцы. За это Джабба умрет. И другие тоже: трое в Мое Айсли, еще больше, как виквай, во дворце Джаббы.

И Хэн Соло тоже. И его женщина королевских кровей. И мальчик удивительного происхождения, который обретет непостижимое могущество в том, что было силой Кеноби.

Я знаю эту силу столько же, сколько живу, и чем дальше, тем больше; мы, анцати, знаем много тайн бесчисленных вселенных, галактик, миров. Сила, которой будет обладать мальчик, есть у Кеноби, она также есть у Вейдера и Императора.

Но в последних двух она исказилась, теперь она не такая, как была у Кеноби, у тех, кто был рыцарями-джедаями.

Смогут ли они исказить ее и в мальчике?

Возможно. Никто живой не может выстоять против Императора или Дарта Вейдера.

Или Джаббы Хатта.

Но никто из них не знает обо мне, кроме Джаббы. Они лишь знают зловещие сказки, рассказанные обо мне и моей расе.

Я этим пользуюсь: неведением и слухами. Пусть говорят, что хотят говорить. Я смогу использовать все.

Во дворце, который когда-то был монастырем, — он был чист, пока не был запятнан сначала захватчиками, а позже самим Джаббой, — для меня много тех, кого можно внимательно рассмотреть, обдумать, преследовать их — даже следить, как утверждают истории, раньше я избегал этой манеры, но теперь она уместна, — и изобилие рас, видов, нектара. От мириад наций, бесчисленных планет. Но здесь ничто не имеет значения, кроме хозяина, которому все они служат, они ничто для него, для меня, и они умрут, как ничтожество.

Лишь для того, чтобы обратить внимание.

Бойся, Джабба. Даже ты можешь умереть.

И можно надеяться и молиться, что твой нектар будет так же сочен, как громадна твоя плоть.

***

Я таков, каков есть: перфекционист 6 своем деле. Все умерли. Все. Никого не осталось, чтобы рассказать правду. Но теперь правда необходима, и нужно, чтобы ее рассказали. Биквай мертв по неизвестной причине, это порождает растерянность и неуверенность. Теперь нужно совершить «ошибку», то, что они примут за ошибку. Оставить кого-то в живых. Чтобы тот описал, в бесконечном страхе неизбежном ужасе, какое чудовище чуть не лишило ею жизни.

Таким образом, пора покинуть тень слухов, в которой мы, анцати, так часто обитаем.

Есть уровни страха, по которым нужно. выбирать жертв внутри дворца Джаббы. Чтобы нанести удар по хатту, я должен сначала нанести удар по другим, по тем, чье присутствие значимо или не очень, но тем не менее их исчезновение заставит ощутить раздражение, сомнение, гнев, внезапную тревогу за чью-то безопасность. Я знаю эти уровни страха, и я знаю, как использовать их. Сначала те, в Мое Айсли, об их смерти уже доложили, но Джабба не увидит в этом совпадения — пока его не убедят в обратном.

Следующий, виквай. Джабба обратит на него внимание. Но другие — нет. И когда умрет достаточное число мелких прислужников, пора приступать к истинному страху.

Теперь женщины. Танцовщица, девочка-тви'-лекка с головными хвостами. Она уже мертва, брошена как закуска голодному ранкору, но есть еще женщины. И я найду одну.

Она из тех, что многие, в том числе и Джабба, считают красивой: пышная, округлая плоть, многочисленные груди, сильные движения тела. Взмахи рук, колыхание груди, покачивание бедер. Но праздник закончен, и она останавливается. Женщина-аскайианка — они приносят многочисленное потомство за один раз — покидает зал аудиенций, чтобы найти отдых в остатке ночи, пока жестокие солнца Татуина снова не поднимутся высоко над головой.

Но отдыха ей не будет. И сна она не узнает.

В комнате прислуги, там, где она думает, что в безопасности, я нахожу свою цель.

Когда она выходит из зала аудиенции, гордый шаг превращается в утомленное шарканье, облегчение, оттого что она наконец может добраться до кровати. Она устала и потому неосторожна; она даже не думает об осторожности, ведь это дворец Джаббы, охраняемый всеми отбросами общества бесчисленных вселенных.