Выстрелы с той стороны - [3]

Сама подсадка прошла как по нотам: в кафе офисного комплекса, где господин Курась каждый день ровно с 16–40 до 17–00 то ли полдничал, то ли ужинал, в очередь к кассе за ним встал долговязый молодой человек, судя по надписям на цветастой майке — немецкий мототурист. Курась еще и рассчитаться не успел, как его пиджак оказался оборудован «жуком». Теперь оставалось только пролететь над гнездом и уронить туда кукушкино яйцо.

— Ну что ж, пускай;

В том и забава, чтобы землекопа

Взорвать его же миной; плохо будет,

Коль я не вроюсь глубже их аршином,

Чтоб их пустить к луне; есть прелесть в том,

Когда две хитрости столкнутся лбом! — распевал юный техник, налаживая качество звука в маленьком фургончике какой-то цветоводческой фирмы, сдававшей в неходкие дни лишние грузовики в прокат. Надо ли говорить, что Антон любил Шекспира?

Оставалась опасность, что Курась проверит пиджак — у него могла быть и такая привычка. Поэтому Эней собирался звонить почти сразу же по выходе Курася из кафе, чтобы не дать ему времени и заставить действовать быстро. Загвоздка была только в одном: Антон не знал польского языка. Он понимал, что ему говорят Малгожата, Хеллбой и Стах, потому что они, обращаясь к нему, артикулировали четко и раздельно. А когда с Антоном заговаривал на улице случайный поляк, ему оставалось только «пшепрашивать». Поэтому разговор Энея с Курасем он слушал в компании Малгожаты и Игоря, которые должны были, если что, объяснить ему все на пальцах.

— Курась слуха, — сказал голос до того респектабельный, что обладателя хоть в парламент избирай. Впрочем, зачем образованному человеку со своим делом заниматься такими глупостями как политика?

— Пшепрашам, — сказал в другое ухо голос Энея. — Пшиехали джишь з Кресув.

Несколько секунд Курась переваривал информацию.

— Чи пан хчял бы вынаёнчь локаль?

— Квартиру? — спросил Антон. Игорь кивнул.

— Так, — сказал Эней. — Мало мешкание в Варшаве, таньо, на бжегу Вислы.

— Что такое таньо? — спросил Антон. Слово было знакомым, но значение — неизвестным.

— За мало деньги, — сказала Малгожата.

— Мамы тако, — произнес Курась. — Чи може пан почекачь до завтра, же бы я показалем бым?

— Не, — быстро ответил Эней. — Тераз, як пан бендже ласкавы. Муй ойчец хчял вынаёнчь тераз.

Курась снова выдал паузу.

— То гды и кеды пан хце вызначичь споткание? — спросил он наконец.

Малгожата показала руками — встретиться. Антон кивнул.

— Чекам ту, в галерее, в кавярни. Кды бы пан дал рады пшийшчь тераз…

— Бендом за хвыле, — бархатно пророкотал Юпитер и отключил микрофон.[6]

* * *

Ойчец… Курась снял наушник и посмотрел на него, словно тот только что превращался в скорпиона. Отец. Значит все опять враньё и Михал опять жив. Михал жив и Михал очень захочет знать, как так вышло, что безпека нашла их за два дня. И как так вышло, что безпека была уверена, что это именно он. Настолько уверена, что отрапортовала об успехе, не дождавшись результатов анализа. Курася передёрнуло. Но… но он позвонил мне, а не пришел. Значит, он верит мне, а если и подозревает, то не больше, чем прочих. И почему звонил не сам Михал, а этот его приемыш? Нет, нужно пойти и поговорить.

В минуту он, конечно, не уложился — взять каталог квартир, вызвать курьера из агентства этажом ниже и передать ему пакет — но через шесть появился в кафе галереи. То, что парень назначил встречу так откровенно и в таком месте, могло означать лишь одно: он близок к панике. Скорость для него важнее соблюдения конспирации. И важно также доверие Курася — да и правильно, в сколько-нибудь уединённое место Курась не сунул бы носа.

Эней сидел за столиком у окна, откуда просматривалась вся площадь. Курась его ни разу не видел, но мгновенно узнал: среднего роста темноволосый юноша с серьезным и малоподвижным лицом. Одет он был настолько легко, насколько позволял музейный этикет — явная демонстрация того, что при нем нет оружия. Элегантная шелковая рубашка с воротником-стойкой и модные узкие «кюлоты» облегают фигуру так, что даже самый маленький пистолет или нож не спрятать. На шее простой дешевый комм, и сейчас воспитанник Ростбифа просматривает на его экране отснятые в Захенте картины и статуи. Впрочем, Курась знал, что тело этого юного ведьмина само по себе — эффективное оружие, а ещё оставались такие достижения цивилизации, как молекулярная леска — и именно здесь, в Варшаве, прямо в Цитадели именно этот мальчик отрезал варку голову — именно такой леской. Человеку отрезать намного проще.

— Добрый день, — сказал Курась. — Это вы хотели снять квартиру на берегу Вислы?

— Да, — ответил боевик. — Пан Боанергес, у нас беда. Отец не велел мне с вами связываться. Он ни с кем мне не велел связываться. Он… заболел.

Какое горе, подумал Курась. Заболел. А мы уж решили — умер.

— Пойдёмте наверх, в Захенту, — сказал он. — Нам нужно поговорить начистоту. Кстати, возьмите.

На стол перед Энеем легла планшетка. Тот полистал — каталог квартир, как обещано. Снял на комм.

— Идем.

В залах Захенты было пусто — будний день. Далеко уходить они не стали, побрели по экспозиции зала современной динамической скульптуры.

— Так что случилось в Екатеринославе? — спросил Курась.