Высшее общество - [17]

– Невысокие мужчины самые активные, я всегда это говорю, – ответила Зоя искренно и невпопад. Хеннесси отблагодарил ее за это. С истинно ирландской щедростью он настоял на поездке в Париж для пополнения ее гардероба перед отлетом в Куэрнаваку.

Очень быстро она выяснила, что он не только был меньше ростом, чем на экране, не только был совершенно не способен принимать участие в любовных играх, но и то, что он был фальшивым ирландцем. Он родился и вырос в Перте в Австралии.

У Хеннесси было много поводов недолюбливать Деймона Роума, и он был рад увидеть, как изящного певца вываляли в перьях. Нельзя было сказать, что Хеннесси вообще очень любил людей: под его открытой, несколько развязной доброжелательностью скрывалась изрядная доля злобы – это был вообще его стиль. Прежде всего Роум был «итальяшка», и хотя Хеннесси больше презирал евреев (они платили ему, а их жены предлагали ему переспать с ним), он всегда не любил «итальяшек». Он терпеть их не мог, как он объяснил Зое.

Во-вторых, он не любил Роума потому, что тот до недавнего времени пел с успехом в ночных клубах, а теперь стал популярен и в Голливуде, завоевав не меньший успех в ролях, которые выворачивали наизнанку, вернее, пародировали роли, в которых играл Гэвин Хеннесси. Играл. Теперь ему все реже предлагали сниматься. Хеннесси обычно появлялся на экранах в расстегнутой рубахе, с распушенными усами, держа в одной руке саблю, в другой – леди Маргарет. Деймон снижал романтический накал. Он выглядел так, как будто у него искривлены шейные позвонки. Леди Маргарет куда-то исчезла, ее заменила жена адмирала, психопатка-благотворительница, которая вместо того, чтобы падать в обморок, просто отвозила его в своем белом лимузине в свою квартиру. Интрига претерпела небольшие изменения, но достаточные, чтобы лишить Хеннесси работы.

Теперь все хотели Роума, все женщины были его, а ему, Хеннесси, пришлось поставить корабль в сухой док. Он наблюдал, как, стыдливо прикрывая дыру на брюках, с террасы ретировалась Диоза Мелинда и думал, что он с удовольствием потешился бы с ней в ее шестнадцать лет. Он вспомнил, что в прошлом году она была на содержании у президента, но президент (какого-то эфемерного латиноамериканского государства) застрелился. Шестнадцатилетняя вдова, облаченная в траур – что может быть изысканнее!

Зоя, чувствуя приближение бури, осмотрела окрестности в поисках Бигги, надеясь, что официальный прием гостей закончится до того, как Хеннесси напьется до невменяемого состояния. Конечно, Хеннесси напьется в любом случае, но он был удивительно стоек к алкоголю, и ей предстояло провести долгие малоприятные часы с хандрящим Хеннесси, прежде чем он выйдет из строя.

К несчастью, Бигги была на другой стороне плавательного бассейна, она танцевала с симпатичным американцем, в котором Зоя узнала Пола. Бигги была ветераном – она провела с Хеннесси целых четыре месяца. И все благодаря своему росту. Лишь однажды Хеннесси ударил ее, а она в ответ едва не своротила ему челюсть. Больше он не пытался повторить свой опыт.

– Давай присоединимся к гостям, дорогой, – сказала Зоя лучезарно улыбаясь и надеясь, что Хеннесси не начнет швырять в нее все что ни попадя на глазах у посторонних.

Хеннесси посмотрел на нее из-под кустистых бровей – все еще красивый мужчина, но какой-то смазанный, как на дешевой фотографии. Она невольно подтянула живот. Он был непредсказуем, когда так смотрел. Но он неожиданно нежно ответил:

– Нет, иди одна. Наслаждайся вечером. Я иду искать Диозу.

Он сделал попытку подняться, но повалился обратно и захрапел. Зоя поцеловала его в порыве чистейшей любви и пустилась рысцой к остальным гостям, но не с целью выйти замуж за миллионера (у нее были развиты острое кастовое чутье и глубочайшая преданность рабочему классу), а переспать с одним из них. Вдребезги пьяный Хеннесси остался в шезлонге…

О, она вновь почувствовала себя школьницей, вырвавшейся на каникулы.

К тому времени, когда она прибыла, центр компании необъяснимым образом сместился по направлению к бассейну. Веселье было в разгаре. Анджело Пардо, коротышка шестидесяти пяти лет, с лицом как будто вырубленным топором из оливкового дерева его родной Сицилии, танцевал с Карлоттой Милош что-то вроде тарантеллы. Карлотта трубила повсюду, что состоит в родстве с Эстергази, но «так говорят все венгерские шлюхи, – смеялся содержащий ее (сейчас) Андре Готтесман. – Важно другое, в душе она истинная шлюха, а это, согласитесь, редкость». Так оно и было. Карлотта, случайная кинозвезда, постоянно выходящая за кого-то замуж, прежде всего представляла собой зрелище. Всегда веселая, подвижная, очаровательная, скорее добрая, чем умная, она дарила себя людям. Невозможно было представить себе, чтобы она когда-нибудь страдала от желудочных колик, меланхолии или бедности, и все многочисленные ее поклонники (а они множились не без некоторого участия с ее стороны) следили, чтобы она действительно никогда не страдала.

Посвистывая от усилий своим расплющенным носом, Анджело Пардо напряженно вспоминал, осталось ли что-нибудь стоящее из драгоценностей в его большом кожаном кейсе, который он всегда возил с собой, осталось ли что-нибудь подходящее, чтобы вознаградить «мадонну», если она завершит этот вечер визитом в его спальню. Неважно, что «мадонне» перевалило за сорок, ему нравились ее духи, ее манера улыбаться.