Высшая раса - [3]

В лагере содержались люди из разных частей, но те из них, кто в последний год войны служил в третьей танковой дивизии СС «Мертвая голова», узнали в одном из них Хельмута Беккера, командира дивизии. На груди его блестели высшие награды рейха.

Раздались крики, полные удивления. Солдаты приветствовали бывшего командира.

Но Беккер властным жестом воздел руку, призывая к тишине, и толпа смолкла. Неожиданно заговорил второй бригаденфюрер, сухощавый старик, стоящий рядом с бывшим командиром дивизии. Был он тощ и слаб, но глаза его горели энергией.

– Солдаты! – сказал он, и голос его оказался неожиданно звонок и чист. – Настал великий день, когда враги, решившие, что повергли Третий рейх во прах, будут жестоко наказаны. Тысячелетняя империя восстанет из пепла, словно феникс, и сметет орды, пришедшие с востока и запада!

Толпа молчала. За два с половиной месяца, прошедших с капитуляции, большая часть солдат успели прийти в себя после поражения, но воевать заново, к тому же против заведомо сильнейшего врага, не хотел никто.

Но оратора это не смутило. Он хитро усмехнулся и продолжил:

– Все мы помним, что Священная Римская империя германской нации, почти девятьсот лет объединявшая арийцев, рухнула под ударами Наполеона. Второй рейх был основан Отто фон Бисмарком и просуществовал до восемнадцатого года, когда враги навязали нам позорный Веймарский мир! В прошлом мы терпели поражения, но у наших предков не было того, что есть у нас, – учения в истинно арийском духе! Предки наши пребывали во тьме, мы же вышли на свет!

Толпа зашевелилась, что-то с ней произошло. Только что равнодушная и даже противившаяся оратору, она вдруг обрела интерес к его словам. Глаза немецких солдат заблестели, в них появилось внимание, странно смешанное с обреченностью. Так, наверное, змея смотрит на дудочку факира и не может отвести взгляд.

– Наши предки сражались с врагами во льдах, и только неугасимый огонь арийской веры и сохраняемая чистота расы помогли им выстоять! – Оратор понизил голос, и толпа в едином порыве подалась вперед, чтобы лучше слышать. – Так будем же их достойны! Я верю, что в ваших сердцах горит арийское пламя! И пусть фюрер мертв, главное – живо семя германской расы, призванной владычествовать над остальными народами!

Старик замолчал. Он тяжело дышал, грудь его вздымалась.

– Хайль! – выкрикнул Беккер, не давая паузе продлиться слишком долго.

– Зиг хайль! – ответили бывшие пленные.

– Воины СС, – сказал Беккер негромко, но порабощенное скопище слышало каждое его слово, – с сегодняшнего дня вы включаетесь в беспощадную борьбу с врагами нашей расы, с существами, мнящими себя людьми. В этой новой борьбе мы не будем повторять ошибок, которые совершили те, кто привел Третий рейх к краху и погубил фюрера. Поэтому вам сейчас предстоит пройти проверку чистоты крови. По сравнению с известной вам процедурой она значительно упрощена, так что за несколько часов мы управимся. Не волнуйтесь и вставайте в очередь.

Солдаты стали выстраиваться в длинную колонну, а Беккер повернулся к соседу.

– Как вы, товарищ Карл? – спросил он, обращаясь к старику в традициях внутреннего круга СС. – Справитесь?

– Ничего, – ответил старик, в котором те, кто служил в окружении Гитлера до тридцать девятого года, узнали бы Карла Марию Виллигута, которому англичане дали некогда прозвище «Распутин Гитлера». – Силенки, конечно, у меня уже не те. Но как-нибудь. Помещение подготовили?

Младший из бригаденфюреров махнул рукой, и подбежавший шарфюрер[6] четко доложил:

– Комната коменданта готова!

Виллигут подошел к «виллису», и по его знаку из машины выбрались двое в форме врачей СС. Каждый из них держал в руке небольшой черный чемоданчик. Третий, такой же, оказался в руках Виллигута, и в сопровождении Беккера все трое направились к зданию, над которым всё еще продолжал развеваться американский флаг.

Нижняя Австрия, контрольный пункт Советской армии

на дороге Линц—Вена

24 июля 1945 года, 10:53 – 11:09

Шум мотора неожиданно возник на пустынной дороге и заметался среди холмов, порождая причудливое эхо. Солдаты на контрольном пункте недоуменно переглянулись: машины с запада в последние дни появлялись редко. Вчерашние союзники, чьи войска стояли на западе, вели себя странно и временами – откровенно недружелюбно.

Один из бойцов перевесил автомат на грудь и встал у шлагбаума, а второй отправился будить лейтенанта, что спал в домике поста.

Храп прервался, и лейтенант, зевая во весь немалый рот и демонстрируя миру отличный набор зубов, появился на дороге в тот момент, когда из-за поворота, поднимая клубы пыли, вылетел джип.

Колеса с ревом царапнули обочину, и водитель с заметным трудом выровнял машину.

– Что он, пьяный, что ли? – спросил солдат, косясь на командира.

– Разберемся, – ответил лейтенант и натянул на голову фуражку, намереваясь принять максимально официальный вид.

Джип приблизился и сбросил скорость лишь перед самым шлагбаумом. Машина вильнула и резко встала. Водитель, смутно видимый через запыленное стекло, замер в странной позе, упав на руль. Загудел и смолк клаксон.

– А ну-ка, посмотрим, – лейтенант споро поднырнул под шлагбаум и направился к машине. Один из солдат последовал за ним, а второй остался у поста, держа автомат на изготовку и зорко глядя по сторонам. Два с половиной месяца мира не смогли уничтожить привычек, приобретенных за годы боев.