Высшая милость - [3]

— Дриада, лесная нимфа или наяда? — раздался из воды приятный голос, сдерживающий смех.

Она промолчала. Её всю трясло, влажные волосы загораживали глаза.

Он улыбнулся.

— Должно быть наяда, дух этой реки.

Она резко отбросила волосы назад, и увидела улыбающегося юношу, лицо его обрамляли непослушные темно — рыжие кудри. Он стоял в ручье, но странно наклонившись вперёд, руки по локоть в воде. Белая рубашка была расстегнута и заткнута в намокшие чёрные бриджи. Черное и белое, цвета строгой пуританской одежды, но она не поверила, что юноша был пуританином. Возможно, из-за тончайшей льняной рубашки или черного сатина, выглядывающего в разрезе бридж, или вероятно из-за его лица. Она решила, что из-за его лица. У него было четко очерченное, доброе лицо, полное смеха и счастья. Ей надо было бы испугаться, но вместо этого чувствовала, как ей хорошо при виде этого согнувшегося мокрого юноши. Она постаралась скрыть свой интерес, добавив в голос небрежности, к тому же была озадачена присутствием чужака.

— Ты что здесь делаешь?

— Ворую рыбу Слайта, а ты?

Он так радостно признался в браконьерстве, что она улыбнулась. Ей нравилось его лицо. Солнечные лучи, отражаясь от воды, расчёртили его необычным узором. Она заметила, что ни удочки, ни сети у него не было.

— Ты не ловишь рыбу.

— Ты называешь меня лжецом! — ухмыльнулся он. — Мы, Лазендеры, не лжем. По крайней мере, не часто.

Лазендер! Подходящее объяснение для этого уединенного места, где она бросала отцу вызов. Сэр Джордж Лазендер — член Парламента от северной части страны, крупный землевладелец, рыцарь, человек, о котором её отец отзывался с пренебрежением. Сэр Джордж Лазендер поддерживал Парламент в войне против короля, но Мэтью Слайт полагал, что его поддержка была вялой. Сэр Джордж, считал Мэтью Слайт, слишком осмотрительный для крупной битвы. А что ещё хуже, говорили, что сэр Джордж поддерживал епископов в протестантской церкви, хранил книгу общих молитв для их служб, и Мэтью Слайт полагал, что все это происки папистского дьявола.

Молодой, рыжий юноша неловко поклонился в ручье.

— Тоби Лазендер, наяда. Наследник Лазен Касл и вор рыб.

— Ты не воруешь рыбу!

Она обняла колени.

— Ворую!

В доказательство он перекинул вперёд висевшую у него за спиной сумку и показал ей полдюжины форели. Но для ловли рыбы у него ничего не было.

Она улыбнулась.

— Как?

Он рассказал. Выбрался на берег, улегся на траву в нескольких футах от неё и объяснил, как можно поймать рыбу голыми руками. Это, сказал он, дело времени. Вначале погружаешь руки по плечи в воду и держишь, пока они не охлаждаются до температуры воды. Затем, очень медленно двигаешься вверх по течению, держа руки в воде. Он пояснил, что форель — рыба ленивая, лежит на дне в густых водорослях и перемещается только, чтобы удержать своё положение против течения. Он сказал, что она могла бы подкрасться к водорослям и, двигаясь медленно как пушок, растопыренными пальцами почувствовать присутствие рыбы. Он усмехнулся ей.

— Ты не почувствуешь рыбу, по крайней мере, не рыбу. Ты почувствуешь её давление.

— Давление?

Он кивнул.

— Я не знаю. Ну, как-то так. Вода становится плотнее.

— А потом?

— Ты гладишь.

Он показал ей, как двигает пальцами вперёд и назад, приближаясь к рыбе в этой странной толще, пока не почувствует её брюхо. Так как пальцы холодные как вода и потому что они двигаются ну очень медленно, рыба ни о чем не подозревает. Показал, как гладит рыбу: всегда гладит сзади и всегда нежно, пока руками точно не поймет, как лежит форель в воде. Затем хватает. Резко выдергивает рыбу из водорослей, быстрее, чем она может увернуться и выбрасывает на берег. Затем бьет по голове. Он усмехнулся.

Она засмеялась.

— Правда?

Он кивнул.

— Честное слово. Ты плавала?

Она покачала головой и солгала:

— Нет.

У неё оголились ноги, мокрые штаны закатились вверх. Он улыбнулся.

— Я отвернусь, пока ты закончишь одеваться.

Внезапно она испугалась.

— Ты не должен быть здесь!

— Не говори никому, и я не скажу.

Она огляделась, но никого больше не увидела. Надела чулки и башмаки, передник и зашнуровала платье.

С Тоби было весело. Она не боялась его. Она никогда не встречала никого, с кем можно было так легко разговаривать. Из-за отъезда отца она не была ограничена во времени, и они проговорили весь день. Тоби лежал на животе и рассказывал ей, что он несчастлив в этой войне и что он хочет сражаться на стороне короля, а не на стороне отца. Она почувствовала, как холодок пробежал у неё по спине, когда он заявил о своей лояльности к врагам. Он улыбнулся, но мягко поддразнил её, задав неловкий для неё вопрос.

— Ты не поддерживаешь короля, да?

Она посмотрела на него. Сердце у неё громко колотилось. Застенчиво улыбнулась в ответ.

— Возможно.

Ради тебя, думала она, я могла бы поменять даже веру, в которой выросла.

Она была пуританкой, закрытой от всего мира, ей никогда не разрешалось удаляться от дома дальше, чем на четыре мили. Её воспитывали в строгой морали суровой религии отца, и хотя он настаивал, чтобы она училась читать, это было только для того, чтобы она могла находить псалмы для спасения души. Она была преднамеренно необразованна, поскольку пуритане боялись знания мира и его пленяющей власти, но даже Мэтью Слайт не мог сдержать воображение дочери. Он мог молиться за неё, мог бить, наказывать, но не мог, как бы ни старался, заставить её прекратить мечтать.