Высшая мера - [24]

— Зачислим вас в железнодорожный взвод, — сказал Иван Михайлович.

Петро как-то дернулся, хотел вступить в пререкания с Денисовым, но Славка вовремя попридержал его и, когда они все-таки, бесконечно счастливые, удалились, набросился на друга:

— Он тебе кто есть?

— Как кто? Иван Михалыч.

— Он тебе прежде всего комиссар. Изволь подчиняться, а не базар устраивать. Выслушал, сказал «есть», и — кругом! Как справдешний боец…

Славка бросил руку к уху, круто повернулся, правда, не через левое плечо, как положено, а через правое.

— Во как надо!

На Петра это подействовало не очень-то.

— Комиссар, комиссар… а чего же он нас в рабочие зачисляет, а не в бойцы? Видал, в теплушку походную кухню ставят, не вздумает ли он нас еще в повара определить?

— Ты, Петь, не волнуйся, — успокаивал Славка. — Ну, поработаем с ремонтниками, а потом, ей-ей, в пулеметную команду нас возьмут. Вот побачишь. Точно!

Теперь уже и Петро поверил в свое боевое будущее. Да и как не поверить, ведь вот он — бронепоезд! Можно подойти и рукой похлопать по его стальным бокам, пройтись вдоль него от паровоза до самого последнего вагона. И они уже не Славка и Петька, а бойцы железнодорожного взвода Тимчук и Завгородный. Железнодорожного — лишь для начала.

А там видно будет!..

Сегодняшний день отдан на сборы. Завтра с утра все должны прибыть сюда в полной готовности: в любой час может прозвучать боевой приказ.

Вместе со взрослыми мальчики вышли за ворота мастерских. Куда теперь? И Петро предложил сбегать на речку, хоть разок искупаться. Что ж, подумал Славка, теплых дней осталось не так уж много, да и события впереди могут быть всякие: как втянется бронепоезд в бои — не до купания.

Но и сейчас они уже не могли беспечно бултыхаться, как раньше. Славка нырнул раз-другой, потом постирал рубашку. Да так и натянул ее, почти сырую.

— Ты бы хоть отжал ее, — сказал Петро.

Славка сдернул ее с плеч, стал сильно выкручивать; мутно-красные капли падали на траву. А затем он перекинул все еще влажную линялую рубашку через плечо.

Дома их ожидала радость — наконец-то вернулся из больницы дед. Худой, серый, с колючей щетиной на лице, но веселый.

— Ну, пацаны, здорово! Значит, воевать уходите. А что, ежли я вас сейчас ремнем за это, а?

— Да мы же не воевать, — возразил Петро, — просто работать будем на бронепоезде.

А Славка был настолько рад, что даже возражать не стал: он теперь одинаково охотно принял бы и ласковое слово деда, и ремень, тем более, что не было еще такого, только грозится всегда дед. Славка смотрел на его исхудалое лицо и думал, что слабый, с трудом переставляющий ноги дед все же успел поговорить с кем-то, успел узнать о зачислении ребят в железнодорожный взвод. «Беспокоится он, переживает, только с виду веселый».

В душе шевельнулось теплое чувство, аж слезы навернулись.

А слов не было, не нашлось. И от этого Славка растерянно моргал глазами, а потом положил на стол перед старым Никифором бумажки.

— Тут талоны на продукты, все тебе, дедусь, не потеряй.

И Петро тут же присоединил свои.

Запершило в горле у Никифора, он прокашлялся и мазнул пальцами по глазам. Деланно-строгим голосом сказал Петру и Славке:

— Вы что же, шалопаи, думаете, что сами на бронепоезде уйдете, а я буду дома прохлаждаться? Дудки с маслом. Отлежусь денька два-три, окрепну и — к вам. Иначе и не отпустил бы!

Мальчишки замахали руками, зашумели, всячески показывая, как они рады этому. Но, если говорить честно, где-то рядом с радостью в их души поселилась и досада: до каких же пор будут опекать нас? Никак не дают развернуться.

21

Бойцы находились в теплушках бронепоезда уже несколько дней, но приказ на выступление все еще не приходил.

Наконец утречком подлетел к железнодорожным мастерским запыленный всадник и передал Сухорукову пакет.

Вся команда сразу зашевелилась, поднялась, а через час тихо, без гудков, «Витязь революции» покинул мастерские и, набирая скорость, миновал здание вокзала.

Мешочники, сутками осаждавшие эти места в надежде попасть на какой-нибудь эшелон, во все глаза глядели на невиданный состав, шептались: «А шо цэ воно такэ?»

Петро, мельком оглядев их лица, сказал другу:

— А может быть, среди них шпионы есть.

— Ну и что? Много ли они узнают. Вышел бронепоезд, а куда? Даже нам с тобой неизвестно.

— Все равно, — не сдавался Петро, — я бы на месте командира всех этих мешочников в шею. А отправление дал бы ночью, в темноте.

Разговор их услышал командир пулеметчиков Чернобрив.

Он похлопал по плечу одного и другого, сказал внушительно:

— Командованию виднее, когда давать отправку, а от людей на вокзалах избавиться невозможно, не все же там спекулянты.

Это знакомство с Чернобривом Петро решил использовать.

Дождался удобного момента и попросил безо всякого:

— Дядя Саша, возьмите меня и Славку к пулеметчикам. Мы сумеем! У нас глаза крепкие, не то что у очкастых.

Чернобрив не ответил прямо, помолчал минуту, спросил:

— Ты про каких очкастых? Тех двух? — кивнул головой на бойцов. — Лучшие стрелки.

Отошел в сторону Чернобрив, не добавил ни слова.

Кто-то из пулеметчиков засмеялся: «Ишь, чего захотели мальцы!» А один старичок, тоже из этого взвода, прошамкал: