Высокое поле - [26]

Шрифт
Интервал

Почему-то вспомнился опять сын, вот так же стоявший однажды перед финальным боем на первенстве города, и сердце Вязова тихонько сжалось.

Вадима секундировал тренер. Он тихонько гладил своему питомцу шею и плечи, что-то говорил. Вадим слушал, чуть кивал, а на приветственные крики из зала слегка поводил бровями. Но вот он повернул голову к судейскому столу, встретился взглядом с Вязовым и опустил глаза, постукивая перчатками одну об другую.

«Стесняется… — подумал Вязов. — Узнал, за ребят стыдно…»

Противник Вадима — в синем углу — был высок, с бритой головой, белевшей пятнышками кожи на затылке. В его безумно-решительных глазах, широких, волевых скулах и прикушенных — пока не была заложена резинка — губах затаилась отчаянная, неспортивная злость. Казалось, он был туго закручен изнутри и заряжен на ураганный темп боя.

Противники уже раскланялись по представлению судьи, пожали друг другу руки в перчатках и ждали.

Ударил гонг.

Вязова охватило легкое волнение. Он сожалел, что не улучил момент и не кивнул ободряюще Вадиму, но всей душой он желал ему удачи.

Бритый бросился без разведки. С первых же секунд он показался Вязову темповиком, очень сильным и выносливым. В самом деле, в первом раунде он откидывал Вадима прямыми ударами в голову и в корпус, и Вадим не мог противопоставить ему то же оружие, да казалось, что и не хотел.

Второй раунд начался так же стремительно. Однако стало заметно, что темп и агрессивность бритого бледнеют и как-то неожиданно обрываются. В зале кричали, что он выдохся, но Вязов знал, как они неправы. Противник Вадима не выдохся — это был тренированный и техничный парень — но он встретил умного боксера. Вадим дал ему в первом раунде вымахаться, выказать весь арсенал коварных ударов, затем, оценив наиболее слабые, выявив для себя наиболее уязвимые места в защите противника, он умелыми контрударами срывал автоматические атаки, все еще опасные, затяжные. Выравняв схватку, Вадим стал незаметно приближаться к противнику, сокращать расстояние и незаметно навязал ему ближний бой.

Вязов заволновался сильней. Он подмечал все огрехи в действиях Вадима, но это были огрехи с его, высококлассного понимания бокса, и все же сожалел, что не имеет права подойти в перерыве между вторым и третьим раундом к красному углу и дать один — два совета… «Двигайся, Вадя, двигайся! — почти шептал Вязов. — Не давай ему сосредоточиться. Хорошо. Хорошо! Не отпускай от себя! Да резче, резче бей, а то захватит руку, склинчует! Эх… Ну вот так бы давно! Так!..»

В конце второго раунда бритый не выдержал и сам перешел на ближний бой, но, дерзко клинчуя, он ударил лбом по лицу Вадима. Судья сделал ему замечание.

Ударил гонг.

Вадим пошел к своему углу, придерживая перчаткой рассеченную слегка бровь.

Судья на ринге подошел к Вадиму, рассмотрел поврежденное место и перегнулся к главному судье, обминая животом канаты.

— Глаз слегка заплывает. Рекомендую снять.

Зал, почувствовав недоброе, — то, что интересный бой может так несправедливо закончиться и победу, ввиду травмы Вадима, могут присудить бритому, — зашумел, заволновался, засвистел.

Главный судья приподнял брови, повернулся к Вязову:

— Травма…

— Пустяки! Я бы разрешил заключительный раунд: финал все же…

И бой возобновился.

Еще звуки гонга плыли в воздухе, а бритый уже был зажат в своем синем углу. Он получил несколько сильных ударов снизу в голову и корпус. Было очевидно, что, ошарашенный этим натиском, он еще не решил, продолжать ли бой на ближней дистанции или снова, как в первом раунде, постараться навязать дальнюю… Но он уже не мог выбирать. Сильные короткие удары — боковые и снизу — все чаще и чаще достигали цели, обрабатывая бритого. Вот он вырвался из угла, но, прижатый к канатам, ушел в глухую защиту. Вот он на секунду открылся в ударе, но тут же получил сильный встречный в челюсть.

— Держи его на ближней! — орали Вадиму.

— Кончай по-вязовски!

— Уходи на дальнюю! — советовали болельщики бритого.

«Эх, оборвать бы надо порезче!» — крякнул Вязов по поводу неплохого бокового удара Вадима слева.

Вязов вспомнил, как он учил сына именно этому удару. «Юра его сейчас припечатал бы…» — с болью и гордостью вошла в него непрошеная мысль. Опять закололо в носу. Он полез за платком, но в это время Вадим на ринге, приняв тяжелый, отчаянный удар противника на плечо, ушел от правого с апперкотом в подбородок и в тот же миг нанес второй, неожиданный и резкий удар. Бритый упал.

Судья открыл счет, а через десять секунд зал ревел от восторга, кое-где свистели.

Судья подозвал Вадима и поднял его руку.

3

С соревнования Вязов вышел растроганный, размягченный. Продуктовую сумку он забыл за батареей, но в тот момент, когда он о ней вспомнил, его окружили ребята — те самые, что ехали с ним в трамвае. Они смущенно мялись и непривычно произносили слова извинения.

— Пустяки, ребята. Ничего… Пустяки.

И только он это сказал, как сразу посыпались десятки вопросов о том времени, когда он выступал на большом ринге, о боксерах, его товарищах, и конечно, о том, сколько у него медалей. Вязов был не из разговорчивых, но сегодня говорил охотно и обо всем, что помнил из тех довоенных лет. Как-то незаметно доехали до его остановки и все вышли вместе с ним, а потом отправились на квартиру смотреть реликвии Вязова.


Еще от автора Василий Алексеевич Лебедев
Утро Московии

Роман Василия Алексеевича Лебедева посвящен России, русским людям в тяжелейший после Смутного времени период начала XVII века. События романа происходят в Великом Устюге и Москве. Жизнь людей разных сословий, их работа, быт описаны достоверно и очень красочно. Писатель рисует интереснейшие портреты крестьян, кузнецов, стрельцов, а также царя Михаила Романова, патриарха Филарета, членов Боярской думы, дьяков и стряпчих приказов.Главные герои книги – семья устюжан Виричевых, кузнецов-умельцев, часовых дел мастеров, трудолюбивых, талантливых и пытливых.


Петькин день

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Искупление

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Посреди России

Василий Алексеевич Лебедев (1934—1981) жил в Ленинграде. Немногим более десяти лет назад вышла его первая книга «Маков цвет». Читатель не раз встречал его имя на страницах журналов «Наш современник», «Звезда», «Нева», «Молодая гвардия» и др. В последние годы у него вышло несколько книг рассказов, повестей, исторических романов: «Жизнь прожить» (1972), «Утро Московии» (1974), «Кормильцы» (1977), «Обретенная воля» (1976), «Хлебозоры» (1979) В эту книгу вошли известные, наиболее характерные для творчества писателя рассказы и повести.


Золотое руно [Повести и рассказы]

Рассказы Василия Лебедева, трагически, несправедливо рано ушедшего из жизни ленинградского прозаика, никогда ранее не публиковались. Для читателей будет необычна их тематика, еще недавно «закрытая», мало исследованная прозой. Повести, одна из которых, «Золотое руно» (о путешествии по Греции) еще не издавалась, а две другие — «Столкновение» (о противостояния характеров и стилей руководства) и «Жизнь прожить» (посвященная судьбе участника Кронштадтского мятежа), обладающие заслуженной популярностью, не потеряли своей остроты и в наши дни.Василий Лебедев известен как автор исторических романов «Утро Московии», «Обреченная воля», «Искупление», многих книг для детей.


Бобриная правда

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Твердая порода

Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».