Высокое мастерство - [5]

Когда сорок зим возьмут твой лоб

в осаду

И выроют глубокие траншеи

на поле твоей красоты.

Маршак переводит:

Когда твое чело избороздят

Глубокими следами сорок зим.

Как видим, образы, взятые из области военного дела, устранены в переводе, тем самым конкретная, диктовавшаяся эпохой ассоциация, возникшая у Шекспира как выражение жестокой борьбы человека со временем, борьбы за жизнь, утеряна. Но там, где образы оригинала не раскрыты во всей полноте, менее глубоко раскрывается и содержание.

Иногда Маршак образную систему оригинала переносит в иные сферы, В сонете 130 - у Шекспира говорится:

Я люблю слушать, как она говорит,

однако я хорошо знаю,

Что звуки музыки бывают гораздо

приятнее.

У Маршака:

Ты не найдешь в ней совершенных линий,

Особенного света на челе.

Музыка превратилась в изобразительное искусство. Непринужденная интонация благодаря появившимся архаизмам стала торжественной. Безусловно, в переводе прозаического произведения такой отход от подлинника был бы невозможен, но, пожалуй, и в стихах такая вольность может вызвать возражение, хотя сами по себе строки Маршака полны поэзии.

Отмеченные недостатки, конечно, не умаляют тех больших достоинств работы Маршака, о которых говорилось выше. Главное из этих достоинств поэтическое воссоздание гуманистических идей гениального драматурга, которые с такой силой выражены в его сонетах. Сам Маршак на книге своих переводов написал:

Я перевел шекспировы сонеты.

Пускай поэт, покинув старый дом,

Заговорит на языке другом,

В другие дни, в другом краю планеты,

Соратником его мы признаем,

Защитником свободы, правды, мира,

Недаром имя славное Шекспира

По-русски значит: "потрясай копьем".

Мы можем только повторить - перед нами первый, подлинно поэтический полный перевод сонетов Шекспира на русский язык.

Бесспорно, большим творческим достижением Маршака-переводчика является его работа над Бернсом. Бернса, который, кстати сказать, был одним из любимых поэтов Маркса, переводят и России давно. Переводчиком его был М. Михайлов, а в советское время Т. Щепкина-Куперчик и Э. Багрицкий. При всех достоинствах этих переводов нужно сказать, что подливного Бернса русский читатель получил только в переводах Маршака. В его переводах, как справедливо отметил профессор М. Морозов, "звучит живой голос Роберта Бернса, свою свежесть сохраняли прямые и искренние чувства шотландского поэта - его радости, его скорбь, его негодование на окружавшую его общественную несправедливость и его несокрушимая веря в будущее".

Нужно особо отметить, что удача, и даже больше чем удача переводчика второе рождение Бернса, по-видимому, определяется прежде всего близостью поэтических индивидуальностей обоих поэтов. Любопытно, что в переводах Бернса даже некоторые прямые отступления Маршака от подлинника не воспринимаются как искажение подлинника. Маршак настолько глубоко проник в стихию поэзии Бернса, что даже и та собственная доля поэта-переводчика, которая присутствует во всяком переводном стихотворении, в данном случае оказывается неотделимой от доли автора. Так, видимо, хотя может быть и в меньшей степени, обстояло дело с переводами Жуковского из Шиллера, многие из которых именно поэтому и сохранили свое обаяние до сих пор.

Особенно хороши в переводах из Бернса стихи: "Честная бедность", "Полевой мыши", "Маленькая баллада", "Пробираясь до калитки", "Поцелуй", "Финдлей", "Ты свистни, тебя не заставлю я ждать", "Ночлег в пути", "Босая девушка", "Ты меня оставил, Джеми", "Счастливый вдовец", "Заздравный тост", "Растет камыш среди реки", "Сватовство Дункана Грея" и многие эпиграммы.

И пусть в стихотворении "Финдлей" у Бернса чередуются мужские и женские рифмы, что в английских стихах, кстати, бывает не часто, а Маршак переводит все только с мужскими окончаниями, важно, что смысл и, главное, интонация Бернса до нас донесены. Не теряет своего поэтического характера и стихотворение "Джон Ячменное Зерно", в котором, кроме бернсовской рифмовки второй и четвертой строк, Маршак рифмует и первую с третьей, хотя как раз в этом стихотворении можно отметить несколько весьма спорных вольностей. Маршак, например, снял концовку стихотворения, в котором Бернс говорит о Джоне:

И пусть его великое потомство

Вечно живет в с_т_а_р_о_й Ш_о_т_л_а_н_д_и_и.

Маршак отказался от повторения в первых двух строфах, хотя у Бернса последние две строки этих строф повторяются почти дословно:

1) И они дали торжественную клятву,

Что Джон Ячменное Зерно должен умереть.

2) И они дали торжественную клятву,

Что Джон Ячменное Зерно умер.

Особый интерес представляют переводы бернсовских эпиграмм, выполненные Маршаком великолепно. Нужно сказать, что Маршак все время продолжает работать над Бернсом, и новые его переводы не только не уступают старым, но открывают нам в Вернее новые стороны его таланта. Если в первых переводах Маршака мы встречались по преимуществу с Бернсом - лирическим поэтом, то в новых, публикуемых сейчас в журналах переводах мы гораздо полнее, чем до сих пор, знакомимся с сатирическим даром Бернса, нам яснее открывается смысл его поэзии. Очень интересен выполненный Маршаком перевод стихотворения "Сон", где обличение правящих классов Англии достигает особой силы. Обращаясь к королю Георгу, которого Бернс назвал "слабоумный Джорджи", поэт пишет: