Высоцкий и его песни - приподнимем занавес за краешек - [55]

Тут мы сталкиваемся с очень интересной проблемой -- восприятие песен Высоцкого, -- которая должна быть предметом отдельного обстоятельного исследования, поэтому я коснусь только одной из ее граней. Мы не замечаем, как "сделаны" песни Высоцкого на всех уровнях -- текстовом (сюжет, композиция, лексика), музыкальном, исполнительском -- прежде всего и в основном из-за обычности, чуть ли не элементарности их составляющих. Отсюда и весьма распространенное впечатление об "открытости", "простоте", "ясности" = "неглубокости", "доступности" Высоцкого (некоторые профессиональные критики не успели взглянуть на стихи, как им "враз стало ясно, что до истинной поэзии они не дотягивают").

Да, "средства" у Высоцкого чаще бывали простыми, общеупотребительными. Индивидуальное, авторское -- неповторимый дух его поэзии -- рождалось на ином уровне, художественного целого. Неповторимость такого рода труднее уловить, вычленить, чем индивидуальность выразительных средств. Все верно: "Высоцкий откровенен и неуловим одновременно".

ВВ, однако, пользовался не только элементарными изобразительными приемами. Например, в отдельных эпизодах песни "У нее все свое..." появляется редкий размер -- 5/4, а песня в целом имеет переменный размер (4/4, 5/4, иногда еще и 6/4 -- в различных сочетаниях), что очень редко встречается в современной песне, если она не стилизована под фольклор.

x x x

"... Я везде креплю концы" -- эта установка многообразно реализована поэтом-певцом214. Например, у Высоцкого особую значимость имеет мотив мнимого барьера. Он ключевой в песне "На границе с Турцией..." и проявляется в том, что барьера -- границы -- как такового нет, он условен (и наши, и "ихние" пограничники беспрепятственно оказались на нейтральной полосе). А еще в том, что между ними нет почти никаких различий -- события "у нас" и "у них" идентичны, разве что один капитан охает по-русски, а другой -по-турецки. А то, что песня эта -- о мнимости границ, заявлено в первой же строке:

На границе с Турцией или с Пакистаном.

Дело в том, что у СССР границы с Пакистаном не было. Смысл строки: границы существуют лишь в фантазии человека, в реальности же мир един. Это открыто заявлено в следующем фрагменте:

Ты не пугайся рассказов о том,

Будто здесь самый край света:

Сзади еще Сахалин, а потом -

Круглая наша планета.

Еще пример мотива мнимого барьера -- в реплике "большого человека" об "Охоте на волков"

... Да это ж про меня,

Про нас про всех!..

x x x

Собирая разрозненные куски реальности в единое целое, налаживая оборванные связи, проясняя родственность явлений, поэт не пытался нивелировать их. Наоборот, он хочет преодолеть односторонность взгляда на мир. Трезво оценивая чахлую, скудную, зябнущую реальность, Высоцкий-поэт ищет и находит в ней самой энергию, потенциальные силы, которые способны возродить ее к жизни. В его поэзии эта установка воплощается многократно и разнообразно, в частности, в характере взаимоотношений точек зрения автора и неблизких ему персонажей ("О фатальных датах и цифрах"); в том, что герои, автору близкие, находят выход в самых крутых обстоятельствах.

Принципиальный момент: поиски выхода и обретение его всегда совершаются у Высоцкого на земле. Его герои тянутся к морю, горам, но они никогда не рвутся в небо. "Трубят рога: "Скорей! Скорей!" -- кажется, единственное исключение, хотя и в этом тексте порыв в небо обусловлен просто тем, что пара главных персонажей -- птицы. В статье "Птицы в поэзии Булата Окуджавы, Владимира Высоцкого и Александра Галича" Е.Купчик пишет: "Если у Окуджавы птице уподоблен прежде всего сам лирический герой <...>, то лирический герой Высоцкого ассоциируется скорее с земным существом, чья возвышенность не связана с крылатостью и определяется такими, например, качествами героя, как инаковость, энергия, сила, воля, гуманизм. Более естественным выглядит сопоставление героя не с птицей, а со зверем <...> У Высоцкого нет произведений, в которых под маской птицы можно было бы узнать самого лирического героя"215. Оставляя в стороне вопрос о том, можно ли в таких бесспорно присущих героям ВВ качествах, которые называет исследовательница, видеть проявление возвышенности, обратим внимание еще на одно, чрезвычайно важное наблюдение Е.Купчик: лишь однажды у ВВ понятие возвышенного воплощается в образе крыльев (притом, отметим, в отрицательном смысле) -- И, улыбаясь, мне ломали крылья. Автор статьи отмечает, что "образ сломанных крыльев у Высоцкого встречается дважды -- и оба раза эти крылья рифмуются с бессильем <...>"216.

Дело, конечно, не в бескрылости мироощущения персонажей или автора. Здесь, по-моему, явлен спор с романтической традицией восприятия неба как символа мечты, совершенства. Поэт не противопоставляет ни небо земле, ни землю небу. Для него они -- единое целое:

И небо поделилось с океаном синевой -

Две синевы у горизонта скрещены.

В другом тексте три стихии сочетаются в гармоничном единстве:

Отражается небо в лесу, как в воде,

И деревья стоят голубые.

У Высоцкого преодоление направлено не на уход от того, что есть, и последующее возвращение, а на возвращение к тому, что должно быть и -- было, но утрачено, забыто. Это движение от неестественного к естественному, и акцент не на том, "от чего", а на том, "к чему":