Я не обрадовалась новым напастям, просто с готовностью побежала за Леной. Вот и очередная дырка, куда я как пробка-затычка. Очень хорошо. Сейчас мне никак нельзя оставаться одной и без дела. Не уверена, что дав волю слезам, не скачусь в долгоиграющую истерику. Или не присоединюсь от безысходности к Мире, что еще хуже.
Как только Лена распахнула тяжелые двустворчатые двери храма, нас волной накрыл детский ор. Стоял такой гвалт из голосов и плача, казалось, ни один, находящийся под этой крышей ребенок, не молчит. Все орут, разом.
— Сумасшествие, — простонала Лена мне на ухо. — Лучше бы каждый оставался у себя дома.
Я не стала возражать, не имея ни малейшего понятия, что сейчас лучше, а что хуже. Действиями людей руководит страх, а многие дома и в самом деле не простоят и минуты, если внутрь будут ломиться смолги. В храме безопасней.
Долго стоять у входа и созерцать не дали. Валентина, маленькая и необыкновенно прыткая старушка, отвечающая за школьную библиотеку, быстро пристроила к делу. То есть, к детям.
Раньше, в той жизни, которой жила еще вчера, частенько оставалась в школе после уроков и занималась с учениками в продленной группе. Мы играли, рисовали, читали вслух сказки, разучивали стихотворения или пели все вместе песенки. Было весело. Но теперь я поняла, насколько тяжела работа учителей и воспитателей. Через пару часов была готова вместе с Леной хвататься за голову и стонать «сумасшедший дом!». Целый день на кухне у плиты, по сравнению с этим, отдых.
Всего около тридцати детей, а тоненьких писклявых голосов будто тысячи, вопросов, задаваемых со всех сторон одновременно, и того больше. Дети чувствовали страх и напряжение, охватившие взрослых, и сами становились неуправляемыми. Они не понимали, что происходит, что стали частью той самой-самой страшной сказки, что изредка рассказывали им при затушенных свечах.
Кстати, я сама в детстве этих сказочных «смолгов» и не боялась вовсе. А вот, — выросла, и испугалась.
— Иди, поговори с Финном, они что-то затевают, — шепнула мне на ухо вездесущая Лена.
Она ловко отцепила от растерянной меня четырех слаженно плачущих девочек, жаждущих найти своих, неизвестно где посеянных, кукол.
— А вы что, не знаете, что куклы очень любят играть в прятки? Не знали? Щас пойдем искать! Ну-ка, говорите, как их зовут? Нет, сначала досчитаем до десяти. Вы умеете считать? — голос звучит бодро и весело, несмотря на шатающуюся от усталости походку.
— Роза дома осталась, одна, — шмыгнула носом шестилетняя плакса. — Ее надо забрать…
— И моя Тоня, кошка, не пришла утром! Где она?
Я, мысленно поблагодарив Лену, поспешила отойти. Не по силам мне такие задачи.
Брат обнаружился на лестнице, ведущей на галерею. Он и его компания разбойников сверху наблюдали за суетой в большом зале. Что насторожило, так это их молчание и небывало серьезный вид.
— Финн! Почему мне на тебя воспитатель жаловалась? Помнишь, что ты маме обещал? — спросила, присаживаясь рядом и поправляя на нем задравшийся свитер.
— Не надо! — он оттолкнул мою руку, сердито покосившись на остальных мальчишек. — Я уже не маленький, чего ты меня лапаешь?
— Хочу и лапаю! — Ха, не маленький! В одиннадцать лет такие заявления говорят как раз таки об обратном. — Мне можно, я же твоя вредина сестра! А, Финчик? — прошептала, улыбаясь, и все-таки обнимая брата за плечи.
Финн смерил меня недовольным взглядом, но вырываться не стал и промолчал. Выяснить у него секреты их банды нелегко. Все пятеро будут молчать до последнего, никаких сил на них не хватит. Остается или призывать родителей, действеннее всего — отца, или подло следить и подслушивать самой. Второе, не мое любимое занятие, но чего не сделаешь для брата. Тем более, когда он так похож на свою старшую сестру. Весь в меня.
— Финн, послушай, всем сейчас тяжело, не надо добавлять родителям беспокойства, а?
— Папа там, он… С ним… — тихое признание, выдавшее мальчика с головой.
Нет никаких каверз и планов. Он, как и все, боится. Но боится не за себя, не смолгов, боится потерять отца. Я как никто другой знала, как сильно брат к нему привязан, как подражает во всем, и как старается, чтобы заслужить одобрение. По-своему, по-балбесовски, но старается. Финн в разы больше, чем я, зависим от родителей.
Я прижала брата крепче и, наконец-то, длинные угловатые палочки-ручки обняли в ответ.
— Не глупи, — повторила сказанные мне мамой слова. — Нас спасут, вот увидишь!
И побольше уверенности в голос, пожалуйста.
— Я сижу здесь как трус!
— Подумай, чем ты можешь быть полезен.
— Ну, так меня же не пускают…!
— Не там, а здесь. Думаешь, нам легко тут, и готовить, и за мальчишками присматривать, и девочек утешать? Помог бы, чем дуться как мышь на крупу.
— Сама ты мышь.
— Ну давай, выясним, кто тут из нас…
Шутливая перепалка вскоре захватила и остальных мальчишек, и доказывать, что не хомяки, взялись все пятеро.
К вечеру я была никакая. Уложив детей спать уже в девять часов, и сама вскоре провалились в сон как в глубокий колодец. Не помешали ни крики снаружи, ни тихие разговоры, ни возня Финна с одной стороны и возня Лены с другой. Гораздо больше я опасалась, что снова будут мучить кошмары и страхи не дадут покоя и во сне. Но усталость, от которой противно подрагивали ноги, взяла свое.
