Выше нас — одно море - [7]

— Есть! — по-военному ответил я и пошел на катер.

…Кончались третьи сутки, когда на берег были вытащены последние мешки с мукой. Мы были мокрые и замерзшие, мы были усталые и злые, мы не говорили нормальными человеческими голосами, а кричали друг на друга. И тут ко мне подбежал начальник полярной станции. За ним подошли две закутанные в шубы женщины с чемоданами в руках.

— Старпом, возьми женщин с собой на катер. Их надо отправить на материк, им нельзя больше оставаться здесь.

«Ну вот, и тут женщины!» — подумал я.

Я не имел права без согласия капитана брать пассажиров на судно и отказал начальнику.

— Ты должен взять их, старпом, — настойчиво твердил начальник станции. — Ваш пароход последний в этом году, а женщины больные.

— Обращайтесь к капитану! — крикнул я ему.

— Я говорил с ним по радио. Капитан сказал: по погодным условиям на усмотрение старпома. Теперь от тебя все зависит.

Хитер старик! «По погодным условиям». Я взглянул на море. Бесконечные ряды волн с глухим шумом катились к берегу. Тугой, порывистый ветер яростно налетал на их взлохмаченные вершины, срывал белопенную шапку и расстилал ее над морем в длинные полосы брызг. Судна не было видно. Лишь слабенькая красноватая точка прожектора далеко в море подтверждала, что оно на месте и ждет нас.

Пожалуй, волнение моря было на все пять баллов. Никакой регистр не разрешил бы спускать наш катер на воду в таких условиях. Нас шестеро. Катер предназначен для четырех человек. А если взять еще двух, да на буксире две шлюпки… Нет, не могу!

Начальник станции тронул меня за руку. Я повернулся. Женщины смотрели на меня. В глазах у них — страх, мольба и полнейшая покорность судьбе.

— Возьми, старпом, — повторил начальник станции. — У них нет другого выхода.

— Но ты же видишь, какое море, — неуверенно начал я. И вдруг неожиданно для себя решился:

— А, черт с тобой! Попробуем!

— Ну вот, давно бы так. Садитесь, бабоньки, поедете! — закричал он женщинам.

Легко было сказать «садитесь». Катер стоял метрах в тридцати от берега и добраться до него можно было, лишь шагая по пояс в воде. Матросы спустили на длинном буксире шлюпку поближе к берегу и на руках перенесли в нее женщин. Затем шлюпку подтянули, и мы перетащили наших пассажирок на катер.

Теперь нас было восемь человек. За кормой тянулись на буксире две порожние шлюпки. Сквозь вой ветра доносились частые короткие гудки парохода — нас звали назад, на судно.

Волна и ветер были встречными. Катер тяжело переваливался с одного вала на другой. А волны шли плотным строем, и нос катера то и дело зарывался в них по самую рулевую рубку.

Мы уже не обращали внимания на то, что в рубке было по колено воды. Все молчали и лишь тревожно прислушивались к гулу мотора. Теперь все надежды были на него: если выдержит, не сдаст, значит, дойдем до судна. На женщин было тяжело смотреть: измученные качкой, они сидели прямо в воде, безучастные ко всему на свете, и тихо стонали. Но помочь им мы ничем не могли.

А идти становилось все тяжелее. Ход тормозили шлюпки: захлестнутые волнами, они держались на поверхности лишь благодаря воздушным ящикам. При других обстоятельствах я не посмел бы обрубить буксир и бросить шлюпки в море, ведь я за них отвечал головой. Но усилился ветер, и катер стало тащить назад — слабенький мотор не справлялся. Иного выхода не было, и мне пришлось дать команду обрубить буксир.

Катер снова медленно пополз вперед с горы на гору. Только теперь болтало его еще сильнее. Мы перетащили женщин в крохотный носовой кубрик и наглухо задраили люк. Я знал, что там им будет гораздо хуже, чем на палубе. Но оставлять их наверху было уже нельзя, в любую минуту их могло смыть за борт

…К судну нам удалось подойти хорошо. На откатывающейся волне катер легко привалился к борту парохода и тут же, скрежеща корпусом о борт судна, пополз вверх — из-под днища корабля выкатывалась новая волна, она-то и возносила наш катер. В суматохе мы позабыли выбросить вдоль борта мягкие кранцы, и теперь катер полз вверх, обдирая краску с железных листов обшивки корабля. Исправлять ошибку было уже некогда.

С мостика загремел усиленный мощным динамиком голос капитана:

— Застропить катер, и всем людям по штормтрапу подняться на борт судна!

Матросы изловчились поймать спущенные стропы, закрепили их на специальных крюках в катере и вскарабкались один за другим по штормтрапу на палубу «Липецка».

Я оставался на палубе катера один. Волны мерно вздымали и опускали его у борта судна и временами тяжко стукали об обшивку парохода. Медлить было нельзя. Я делал отчаянные знаки и орал истошным голосом: «Вира!» Но никто не слышал моих команд. Наверху ждали, чтобы я тоже покинул катер.

С мостика опять загремел голос капитана:

— В чем дело там, на катере? Почему не идете на борт?

Как я мог покинуть катер, когда в кубрике оставались люди? Но капитан же этого не знает… И матросы с катера почему молчат там, на палубе? Почему не объяснят положение?

Я кричал, подавал знаки, чтобы поднимали катер вместе со мной, но капитан яростно пророкотал в микрофон:

— Немедленно наверх! Выполняйте приказание!

Я выбрался на палубу парохода. И в тот же момент загрохотала лебедка. Я бросился к боцману.