Выше нас — одно море - [4]

— Есть, — коротко ответил я.

Наступил час отхода. Буксир оттащил нас на рейд, отцепился и быстро побежал обратно к причалу.

— Малый вперед! — скомандовал капитан.

Я повторил команду и передвинул ручки телеграфа. «Длинь-длинь!» — прозвенел ответ из машинного отделения, и «Липецк» медленно стал набирать скорость.

Отправлялся я в рейс не первый раз, но никогда раньше не испытывал такого волнения. Я не мог спокойно стоять на одном месте и нетерпеливо переходил с одного крыла мостика на другой, неотступно следя за капитаном. Он стоял на правом крыле, повернувшись лицом к причалам. Крупные руки его в черных кожаных перчатках недвижно лежали на планшире, и сам он, большой и грузный, одетый в тщательно отутюженную парадную форму, стоял не шелохнувшись. Чуть в стороне так же молча стояли второй и третий помощники.

— Дать прощальные гудки! — не поворачивая головы, отчеканил капитан.

Я взялся обеими руками за широкое, обшитое кожей кольцо, свисавшее на короткой медной цепочке в центре рулевой рубки, и изо всех сил потянул его на себя.

Это был настоящий морской гудок. Сначала послышалось глухое шипение где-то позади рубки, затем в том шипении стали нарастать басовые ноты, стекла в рубке вдруг мелко задрожали, и донесся густой, рокочущий, низкого тембра долгий звук. Он не был оглушительно громким, но в нем слышалась такая мощь, что у меня даже мурашки побежали по спине. Такие гудки бывают только у настоящих океанских лайнеров.

Три протяжных гудка солидно прозвучали над притихшим заливом. После короткого молчания загудели в ответ корабли у причалов. Я отвечал каждому.

Прощальная перекличка на рейде всякий раз тревожит мне душу. Почему-то всегда кажется, что в эти минуты на нас смотрит весь порт и все люди на улицах города останавливаются и провожают глазами уходящее судно.

— Штурман! Дайте полный вперед! — Резкий голос капитана вернул меня к действительности.

Я поспешно бросился к машинному телеграфу.

Из залива мы вышли в открытое море через три часа. Все это время капитан стоял на крыле мостика. Я только выполнял его команды и старался вовремя отметить в черновике судового журнала каждый поворот, каждый траверз маяка. За всю вахту я не услышал от капитана ни одного лишнего слова. Молчаливый и недоступный, он стоял на мостике, не обращая на меня никакого внимания. А мне казалось, что он видит каждое мое неловкое движение, каждый мой жест, и от этого я чувствовал себя неуверенно.

Когда я сдал вахту третьему штурману и спустился в свою каюту, то почувствовал страшную усталость. Я не в состоянии был даже сходить в кают-компанию поужинать и, едва добравшись до койки, мгновенно уснул.

* * *

В предотходной сутолоке я как-то не обратил внимания на молодую камбузницу Тамару Кузько. На судне называли ее «вечно сияющей» за веселый нрав, общительность и постоянную улыбку на лице. Она была молода, энергична, правда, на мой взгляд, излишне озорна. А на судне было сорок семь мужчин, все молодые, здоровые, веселые… И я заметил, что у камбуза всегда толпились свободные от вахты моряки. Оттуда слышался смех, возгласы, там царило веселье.

Мы спокойно шли курсом на Диксон. Вахта сменялась вахтой, каждый вечер в кают-компании крутили фильмы, старые и новые, а в красном уголке продолжалась нескончаемая игра «в козла».

И вдруг однажды в полдень капитан вызвал меня, к себе в каюту. Я шел, стараясь вспомнить свои упущения за последние дни.

— Садитесь, товарищ старший помощник, — кивнул мне капитан.

Я сел. Капитан попыхтел трубкой — он всегда напускал дыму, когда хотел кого-либо отчитать.

— Вы следите за жизнью на судне? — спросил он.

— Стараюсь, — ответил я.

— Плохо стараетесь.

Я пожал плечами.

— Да, плохо. Вы знаете, что у нас есть камбузница Кузько?

— Конечно.

— А чем она занимается?

— Помогает готовить пищу, моет посуду.

— А вам известно, уважаемый товарищ старший помощник, что она неправильно ведет себя в быту?

— Не-ет, — выдавил я и с тревогой уставился на капитана. На что он намекает?

— Так вот, ставлю вас в известность, что в каюту к камбузнице Кузько ходит непонятно зачем электромеханик Валдаев. И я требую, чтобы был прекращен этот кабак на судне. С парторгом я уже говорил, но старпом здесь вы, с вас и будет спрос.

Я вышел от капитана в недоумении. Что же я должен делать? «Прекратите этот кабак на судне». Как я его прекращу?

Вечером я вызвал к себе в каюту Валдаева. Он вошел, весело посмотрел на меня и воскликнул:

— Что заставило старшего штурмана заинтересоваться электромеханической частью?

Я молчал. Я не предлагал ему сесть, но он сам удобно устроился в кресле. Я смотрел на него и думал, что нет, не может этого быть, капитан ошибся: ну что может быть общего у этого пожилого человека с Тамарой, то есть с Кузько? А если капитан прав?..

— Будем разговаривать или будем молчать? — игриво спросил Валдаев.

— Слушайте, Валдаев, у меня имеются сведения о том, что вы постоянный гость в каюте у камбузницы Кузько. Это верно?

Он расхохотался.

— А что, недурна девочка?

Злость закипела у меня в груди. Эти нахальные глаза, этот развязный тон… Нет, не верю!

— Вы женатый человек, Валдаев, как можно так вести себя?