Высадка в Нормандии - [29]
Для выброски десанта самолетам полагалось снизить скорость до 145–177 км/ч, но пилоты на это не отважились. «Наш самолет так и шел на максимальной скорости, – вспоминал один десантник. – Пилот, что называется, жал на газ». Едва загорелся зеленый огонек, солдаты начали неуклюже пробираться к люку. Двое-трое успели на ходу перекреститься. За люком шла такая стрельба, что нетрудно было вообразить себе: они либо угодят прямо на перекрестье пулеметных очередей, либо свалятся на мощные укрепления противника. Добравшись до люка, каждый десантник брал в руки ножной мешок – после прыжка этот груз повиснет на длинном ремне. Многие мешки, весившие килограммов по тридцать пять, а то и больше, в полете отрывались, а отыскать их потом в темноте было невозможно. Если кто-нибудь мешкал перед люком, сержант выталкивал его наружу – достоверных данных о том, что кто-то отказывался прыгать, фактически не имеется. Прыгая в неизвестность, некоторые не забывали громко крикнуть: «Билл Ли!» – отдавая дань уважения создателю американских воздушно-десантных войск генералу Ли[67].
Парашюты раскрывались с гораздо более резким рывком, чем бывало обычно, – сказывалась слишком большая скорость самолетов. На тех, кто приземлялся вблизи немецких позиций, обрушился плотный огонь, купола их парашютов были буквально изрешечены пулями. Один командир батальона, его начальник штаба и командир роты погибли сразу, приземлившись среди немцев из передовых подразделений 6-го парашютного полка, которым командовал майор фон дер Хейдте. Другой офицер, приземлившийся на крышу немецкого штаба, был взят в плен. Обер-ефрейтор немецкой 91-й воздушно-десантной дивизии писал домой: «Ну и ночка! Американские парашютисты сыпались прямо на наши позиции».
Когда прыгаешь с парашютом под огнем противника, то поневоле хочется подтянуть ноги, сжаться в комок, почти свернуться в клубок, хотя это ни от чего не спасает. Один солдат буквально взорвался в воздухе – должно быть, пуля угодила в его гранату «гэммон». В ряде случаев самолеты шли на высоте всего 150 метров, и парашюты едва успевали раскрыться. Многие сломали ноги, а несколько человек были парализованы из-за перелома позвоночника. Один десантник, сам приземлившийся нормально, с ужасом увидел, что следующий самолет сбросил 18 человек так низко, что ни один парашют не успел раскрыться. Звук, с которым тела десантников врезались в землю, напомнил ему, «как с грузовика падают на дорогу арбузы». Другое подразделение было тоже выброшено на слишком малой высоте, но к тому же еще и над небольшой возвышенностью. Позднее их нашли лежащими в ряд, мертвых, с нераскрывшимися парашютами в ранцах.
Поскольку немцы затопили большие площади вдоль реки Мердере и в приморских районах, многие парашютисты угодили в воду. Немало солдат захлебнулось под намокшими парашютами. Других спасли либо товарищи, либо французы, тотчас подгонявшие свои лодки. Почти всем, кто попал в воду по грудь, пришлось нырять, чтобы вытащить нож и перерезать стропы парашюта. Они на чем свет стоит ругали американские лямки и завидовали англичанам, у которых парашюты отстегивались быстро и легко. Тем же, чьи парашюты зацепились за ветви деревьев, приходилось брыкаться и вертеться, чтобы перерезать стропы, ни на секунду не забывая, что они представляют собою выгодную мишень. Кое-кого и застрелили во время таких попыток освободиться от парашюта. Уцелевшие рассказывали страшные вещи о жестокости немцев: говорили, что те кололи их снизу штыками и даже сжигали парашютистов из огнеметов. Многие видели тела, зверски изуродованные штыками и ножами.
Некоторые приземлялись на крошечных пастбищах, окруженных живыми изгородями, и вид коров успокаивал – значит, мин здесь нет! Но опасение, что вот-вот появятся немцы и «нанижут тебя на штык», не проходило. Мало что может так напугать и заставить растеряться, как ночное приземление в тылу противника, без малейшего представления, где именно оказался. Некоторые слышали, как к ним кто-то приближается, и спешно готовили к бою оружие, а потом выяснялось, что это на шум падения собрались любопытные коровы. Солдаты пробирались через живые изгороди и вдруг слышали, что рядом есть кто-то еще. Замирали. Полковника Джампа Джонсона, того самого, который так хотел заколоть фашиста ножом и потому прихватил с собой целый арсенал холодного оружия, едва не застрелил офицер его же полка, поскольку полковник потерял «чертову трещалку». К выданным для опознавания друг друга в темноте трещоткам типа копеечных детских игрушек многие в 82-й дивизии относились с полным презрением. Они предпочитали пользоваться паролем: «Вспышка» – отзыв «Гром». Эти два слова выбрали потому, что немцам, как считалось, не удастся выговорить их по-английски без явного акцента.
Зато чувство облегчения, когда удавалось отыскать другого американца, было огромным. Вскоре десантники стали собираться в небольшие группы. Обнаружили раненого парашютиста, дали ему морфий, а место отметили, чтобы потом раненого не пропустили санитары: воткнули винтовку штыком в землю, а на приклад сверху насадили каску. Самые кровожадные пошли охотиться на «колбасников». Очереди трассирующих пуль демаскировали позиции немецких пулеметчиков – американцы забрасывали их гранатами. Большинство десантников придерживалось полученного приказа: до рассвета действовать только ножами и гранатами. Один все-таки выстрелил из винтовки, а после выстрела заметил, что со ствола свисает порванный презерватив. «Я натянул его на ствол перед прыжком, чтобы туда вода не попала, – говорил он потом, – а после прыжка и думать забыл».
