И в бессилии Саша подумал: неужели я? Неужели от меня… пошло? Вдалеке опять громыхнуло. Я? Я негодую, что некогда собственной статьей заняться, что отвлекают по пустякам, что Ксения Петровна к себе не зовет, что Савич взялся за бесперспективную тему. Негодую? Вот так? Саша глянул на буйство дождя. Если даже и так, если чьи-то страсти и влияют на это (на что сказать страшно!), если и идут какие-либо волны и существуют незримые биополя, то не мои! Не мои!
«Когда сорок раз сменит сын отца, будет властвовать жагал». Но ведь там был еще один перевод — не властвовать, а действовать! Или даже «воздействовать»! Подействовал. Там, дальше, было что-то про камень на пути, а я пошел за Ксенией. Их ошаловский жагал подействовал через тысячу лет!
Вдруг, загоревшись этой мыслью, Саша принялся искать совпадения. В голове стало пусто и гулко. В гулкую пустоту вошли лихорадочные мысли о жагале, Ибн-Фаррухе, «погодном реестре». Аномальный прогноз на дождливый год, о котором справлялись археологи и который дан в самом начале «реестра» — это же прошлый год, ей-богу! Все правильно: мокрая весна (какой шел снег с дождем, когда он ехал в автобусе!), ранний мороз осенью (ударил звонко, как топор по твердому сухому дереву), на редкость теплая, дождливая зима.
Тогда — жагал?.. Это он так рвался? В нем шел этот гул? Он… работал на нас и — знал? Страдал, боялся весь год напролет, но «держал себя». А к весне притерпелся, повеселел. А сейчас вот опять его понесло. И что его там так!..
«Идет же все куда-то», — думал Саша. — «Даже пустячные всплески ненависти или отрады. Неужели не несут они в себе энергии? Нет, я знаю теперь, мы влияем на будущее, кем бы мы ни были. Ведь за нами идут: „Сменит сын отца“».
Саша сказал себе, что завтра непременно зайдет к Ольге и напомнит ей о снежке. Потом наладит отношения с Савичем и постарается разобраться в его идеях. И тогда Саше стало легко, как в детстве после порки, слез и прощения.
«Быть может, сменивший меня сын сумеет вызывать громы? Избран ты или не избран, ощущаешь себя винтиком или мнишь иное — ты наверняка выльешься потом хоть каплей дождя. Идешь к тем, кто за десять веков от тебя, и несешь и дождь, и сушь, и топор». Только: «Ходи, живи, но не ходи назад, и не вторь тем, кто вокруг. Хоть малый шаг, да твой. Только так оставишь не брань, но мир».
Только тогда там не зальет, не иссушит, не рухнет отточенный топор.
