Выполнение замысла - [150]

Пожимаем руки и расходимся.

Большой дом.

Майские праздники остались позади, и мой учебный процесс вышел на финишную прямую. В выходные собирался расслабиться с Ленкой, так как деревья оделись листвой, а земля достаточно подсохла, чтобы устроить свидание в глубине одного из многочисленных парков Петродворца.

Мои планы расстроил телефонный звонок, где мне предложили в ближайшее воскресенье к десяти часам утра прибыть на Литейный 4 в кабинет 27 к товарищу Карасеву для беседы. Снова вернулись все страхи, которые уже притупились к этому времени. Иван меня так и не тревожил. Заинтересованных взглядов и подозрительных лиц не замечал. Постепенно стал успокаиваться и вот этот неожиданный звонок. Первая мысль была - собирать сумку и сваливать в тайгу, к Таньке или Тимофею Кузьмичу. Куда угодно, только подальше от этих серьезных людей с горячим сердцем и холодной головой. Чистых рук там нет ни у кого.

Постепенно успокоился и стал размышлять логически. Приглашать по телефону могут только в нескольких случаях. Если за мной ничего у них нет, и собираются только побеседовать, как с перспективным для службы в КГБ молодым человеком. Об этом предупреждал Ксенофонтов полгода назад. Второй вариант - они уверены, что я никуда не денусь, а если побегу, то подтвержу какие либо подозрения. А третий - самый худший. Наивный подросток сам к ним явится и не придется вытаскивать его из школы, квартиры или хватать на улице. Воскресный день выбран не случайно - не смогу отговорится занятостью в школе или отпрашиваться, ставя в известность посторонних лиц.

Придется идти и надеяться на себя и авось. На трех выражениях держится Россия много веков - авось, небось, и как нибудь, а мне ничего другого не остается.

В воскресенье в двенадцатом часу дня вышел из дверей одного из подъездов Большого дома и, глядя в солнечное весеннее ленинградское небо впервые за долгое время вздохнул свободно и легко. На ум пришли слова кипеловской песни, и захотелось их заорать на весь Литейный проспект:

Я свободен, словно птица в небесах,

Я свободен, я забыл, что значит страх.

Я свободен с диким ветром наравне,

Я свободен наяву, а не во сне!

Ужасно захотелось мороженого в стальной вазочке из трех шариков пломбира с двойным или тройным сиропом. Оглянувшись на громаду здания, слетел по ступенькам на тротуар и, сдерживая шаг, все же поспешил на розыски ближайшего кафе-мороженого.

В двадцать седьмом кабинете меня встретил молодой, но уже полный парень лет двадцати пяти.

- Соловьев Сергей? - поинтересовался, не вставая из-за стола, и протянул руку за пропуском, который мне пришлось выписать в Бюро пропусков.

«Старлей или капитан, не велика шишка!» - с удовлетворением отметил про себя. Если бы было что-нибудь про меня серьезное, то наверняка бы здесь сидел, кто постарше и опытней.

- Знаешь, зачем мы тебя пригласили? - вглядывается в меня.

- Понятия не имею, - мотаю головой и осматриваюсь.

Обычный небольшой кабинет. Стены покрашены зеленой краской. (Кровавых брызг на стенах не видно). На стене портреты Дзержинского и Брежнева. Два стола впритык. Два сейфа. По паре стульев для посетителей у стен. Вешалка у двери. «Кабинет на двоих», - догадываюсь. Только коллеги сейчас нет.

- Расскажи о себе, - предлагает чекист.

Пожимаю плечами и излагаю свою немудреную автобиографию. Затем отвечаю на уточняющие вопросы. Где живу? Почему приехал в Ленинград? Чем увлекаюсь? Как учусь? Что думаю делать после окончания школы?

- Почему не интересуешься вызовом в наше учреждение? - наконец переходит к делу товарищ Карасев.

- Надеюсь, Вы мне сообщите, - смотрю наивным взглядом на него.

Оперативник вздохнул и задумался. Вероятно, я вел себя необычно для этого заведения, и он пытался выстроить план дальнейшей беседы. «Может, мне надо было показать страх или опаску или наоборот радостную готовность к исповеди о себе и всех своих знакомых?» - гадаю. По дороге сюда строил различные планы на вероятные варианты беседы, но когда оказался в кабинете, то все планы вылетели из головы.

- Сергей, ты должен быть откровенным со мной, - проникновенным голосом вещает «чекист».

- Мне нечего скрывать, - пожимаю плечами, - я все честно Вам сообщаю.

- Есть ли у тебя враги? - смотрит с хитрецой во взгляде.

- Враги? - повторяю и задумываюсь. - Не могу с уверенностью сказать, но вот завистники наверняка есть, - предполагаю.

- Почему? - лезет в душу.

- Почему не знаю своих врагов или почему есть завистники? - пытаюсь уточнить.

- И то и другое, - выкручивается.

- Личных врагов не знаю, - признаюсь, - А насчет завистников…? - замолкаю и подбираю формулировки: - Учусь хорошо, придумал несколько хороших песен, пою и играю на гитаре, занимаюсь боксом, хоть и недолго, но получается. Нравлюсь девчонкам (улыбаюсь). Все это явно у кого-то вызывает зависть.

- Разве ты не считаешь врагом Ломова, с которым у тебя произошел конфликт и в результате ты оказался в больнице? - смотрит с интересом.

- Много чести - дурака считать врагом. Конфликт возник из-за непомерных амбиций Ломова. А в больницу я попал случайно. Мне потом пояснили, что Ломов с друзьями не хотели меня избивать так жестоко. Просто я оказал неожиданно для них сопротивление и всем досталось. Ребята разозлились …. Они сами себя наказали и понесут заслуженное наказание, - спокойно разъясняю.