Выносливость - [40]

Табло показывало 51 110 м, предыдущий рекорд был превышен на 1410 м — почти на милю. Рекорд Фогта продержался шесть недель, потом неожиданно его улучшил двадцатичетырехлетний австриец по имени Маттиас Брэндле, который был моложе Фогта почти на два десятка лет. Рекорд побивали еще три раза в 2015 году, в последний раз это сделал настоящий «тяжеловес», бывший победитель Tour de France и пятикратный олимпийский чемпион Брэдли Уиггинс, поднявший планку до 54 526 м. Изменения правил и предстоящее завершение карьеры позволяли сказать, что результат Фогта был настоящим везением. Но его имя навсегда останется в одном из особых списков велоспорта.

Неужели Фогт действительно страдал больше, чем все остальные? Пока есть много пробелов в исследованиях, но похоже, что лучшие спортсмены действительно подходят ближе к пику боли и остаются там дольше, чем большинство. Однако интереснее сравнить Фогта не с обычным человеком с улицы, а с Уиггинсом и другими представителями элитного пелотона. Исследований, в которых принимали участие по-настоящему великие спортсмены, немного, и они не похожи друг на друга, а данные «с поля боя» получить практически невозможно. Вспомните фотографию Тима Ноукса, на которой изображен олимпийский чемпион-марафонец и бегун, которого он только что опередил на три секунды: неужели серебряный призер позволил вечной славе ускользнуть из рук, потому что ему было слишком больно? Эксперименты, которые провели Алексис Може и Сэмюэль Маркора, пытаясь понять разницу между болью и чувством усилия, наводят на мысль, что боль в большинстве случаев становится предупреждающей лампочкой на приборной доске. Она призывает вас (иногда очень настойчиво) замедляться, и обычно вы прислушиваетесь к этому сигналу, даже не осознавая того. Но это не абсолютный предел. Поэтому надо поискать его и в других местах.

Глава 6. Мышцы

Теплым июльским вечером в 2006 году в Тусоне[170] Том Бойл и его жена Элизабет стояли на повороте с парковки у супермаркета на шестиполосную скоростную магистраль Саут-Колб-роуд. Chevrolet Camaro перед их пикапом с визгом тронулся, чтобы успеть вклиниться в проходящий поток машин, и тут на дорогу обрушился шквал искр. «О боже, — пролепетала Элизабет, — ты видел?» Машина врезалась в велосипедиста, едущего по встречной полосе магистрали, и теперь тащила и пострадавшего, и его велосипед. Бойл выпрыгнул из пикапа и побежал к Camaro, который наконец-то остановился в шести или девяти метрах от него.

Понятно, что было дальше. Бойл увидел велосипедиста, зажатого между передними колесами автомобиля. Им был восемнадцатилетний Кайл Холтраст. «Когда я подошел к машине, — вспоминал позже Бойл, — парень орал во все горло, потому что ему было очень больно». Бойл поднял машину. «Мистер, мистер, выше, еще выше!» — надрывался Холтраст. Когда Бойл поднял машину достаточно высоко, он позвал водителя Camaro, который, выйдя из оцепенения, вытащил парня. Затем Бойл поставил машину и держал Холтраста на руках до прибытия спасателей. Парень выжил, а подвиг Бойла вошел в историю как один из примеров «истерической силы» — многочисленных, но не поддающихся проверке.

Когда ноги не хотят идти дальше, то естественно обвинять именно их. То же справедливо в ситуации, когда вы несете пианино, крутите педали вверх на Альп-д’Юэз[171] или цепляетесь кончиками пальцев за узкую трещину в скале: порой вам кажется, что мышцы на пределе. В долгих испытаниях на выносливость это чувство затуманивается другими ощущениями, занимающими ваши синапсы: у вас колотится сердце, хрипят легкие, уходит сила воли и т. д. При кратковременном максимальном усилии картина четче: либо вы можете поднять машину, либо нет. Именно поэтому такие подвиги, как поступок Бойла, сбивают с толку: в долгих спорах о возможности использовать каждую каплю силы наших мышц такие факты подрывают все знания, которые, как нам кажется, у нас есть.

Конечно, у мышц есть пределы. В XIX веке физиологи пропускали ток через лягушачьи лапки и заставляли их «плясать» до тех пор, пока те не переставали реагировать совсем. И в те лихие времена, когда в университетах еще не появились советы по этике, оставался небольшой шаг к тому, чтобы попробовать подобные эксперименты на людях. Исследователи — например, итальянский физиолог Анджело Моссо, один из первых изучавших умственную усталость (см. главу 4), — пытались сравнить физическую силу, которую участники эксперимента производили сами по себе, с той, которую удалось получить благодаря стимуляции мышц электричеством. Если бы непроизвольные сокращения были сильнее произвольных, это показало бы, что у нас есть своего рода защитный механизм — «центральный регулятор силы», — не позволяющий нам разорвать свои сухожилия и оторвать мышцы от костей. Но методы измерения того времени[172] не позволили однозначно ответить на вопрос.

Имелись, однако, и другие намеки на то, что у нас есть резерв мышечной силы. Например, в 1939 году немецкие исследователи опубликовали результаты экспериментов с недавно разработанным препаратом под названием «первитин», показав, что выносливость в тесте на велосипеде может возрастать втрое без видимых изменений метаболизма или кровообращения. Они пришли к выводу: конечная точка любого действия никогда не бывает абсолютной фиксированной точкой — это, скорее, момент, когда все негативные факторы (например, усталость и мышечная боль) ощущаются сильнее, чем положительные — мотивация и сила воли