Выносливость - [39]

Нет сомнений, что эти спортсмены действительно круты. Но их героизм отчасти обусловлен и обстоятельствами. Представление большинства из нас о боли наиболее полно сформулировал французский философ Рене Декарт в «Трактате о природе человека» 1664 года: вы ударяете молотком по большому пальцу, и это «послание» звенит колокольчиком в вашем мозге. С этой точки зрения существует однозначное соответствие между повреждением или травмой, которую вы перенесли, и болью, которую чувствуете. Проблема в том, что одна и та же травма может вызвать различные реакции у разных людей или даже у одного человека в разное время. Есть и другая крайность: те, кому ампутировали конечность, испытывают синдром фантомной конечности и реальную боль, которая не имеет физического источника.

Начав с наблюдений за ранеными солдатами во время Гражданской войны в США[168], врачи и исследователи боли пришли к выводу, что она в основе своей — субъективный феномен, зависящий от ситуации. Например, стресс, страх и тревога активируют огромный набор химических веществ в мозге, включая эндорфины (опиоиды, произведенные вашим организмом) и эндоканнабиноиды (тоже своего рода наркотик для организма), чтобы притупить или блокировать боль, которая свела бы вас с ума при других обстоятельствах. С точки зрения эволюции у боли есть ценная функция: она приказывает остановиться и дать травме зажить. «Но если вы, преследуемый волком олень, спотыкаетесь и ломаете ногу, — говорит Могил, исследователь боли из Университета Макгилла, — вам нужно забыть об этой боли до поры до времени».

Перелом ноги и попытка поставить новый марафонский рекорд, надо сказать, сильно различаются по характеру и степени причиняемой боли. Палитра боли бесконечно изменчива, и у спортсменов встречается очень широкий спектр ощущений. Даже не ломая ребер, лыжница-спринтер, как, скажем, Майдич, чье выступление в соревнованиях длится менее четырех минут, испытает резкий прилив метаболитов, обжигающих ее мышцы. Бегун на ультрадистанции может часами двигаться в легком на первый взгляд темпе, но в итоге будет хромать и спотыкаться из-за совокупности микротравм в мышцах, от которых при каждом шаге в икрах и квадрицепсах возникают болевые разряды. И где-то между этими двумя крайностями — худшими из обоих миров, по мнению тех, кто в них побывал, — лежит часовая гонка.

Частично ужас подобного часового заезда определяется обстановкой: никакого пейзажа, никаких соперников, изменений темпа, почти никакой внешней обратной связи. Отсутствие возможности отвлечься не дает вам изменить то, как мозг воспринимает боль, — применить психологический эквивалент растирания синяка для прекращения болевых сигналов в мышцы. Но продолжительность этой гонки тоже балансирует на острие физиологического ножа. Есть множество способов провести границу между короткими периодами изнурительной высокоинтенсивной нагрузки и более длительными и приятными усилиями. Один из самых известных — анаэробный порог, точка, в которой вы выполняете упражнение достаточно интенсивно, чтобы уровень лактата в крови начал устойчиво ползти вверх. Совсем свежая концепция — «критическая мощность»[169], или точка, за которой мышцы не могут сохранять устойчивое «стабильное состояние» равновесия, которому придавали такое огромное значение исследователи Гарвардской лаборатории утомления. Для тренированного спортсмена выполнение упражнения в полную силу в течение часа как раз попадает в мучительный промежуток между этими двумя показателями, как объясняет Марк Бернли, физиолог из исследовательской группы выносливости Кентского университета. «Гонщик во время часовой гонки должен работать выше анаэробного порога, но при этом чуть ниже критической мощности. Иными словами, крутить педали, поддерживая самый высокий уровень метаболизма, который все еще остается устойчивым состоянием». Если все сделано правильно, то этот час — в буквальном смысле самый долгий подход болезненной высокоинтенсивной нагрузки, который вы можете выдержать.

В последнем заезде профессиональной карьеры Фогта — короля боли, принявшего мощнейшее испытание силы характера, — самым болезненным оказались потертости от седла из-за неудобной и непривычной аэродинамической посадки. Он начал быстро, проезжая двухсотпятидесятиметровые круги чуть более чем за 17 секунд, и вскоре создал некоторый запас времени, ведь изначально поставленная цель была в среднем 17,9 секунды на круг. Первые десять минут ему было легко; через 20 минут, когда усталость заявила о себе, он слегка сбавил усилия, ища тонкую грань устойчивого состояния. Когда прошла половина времени, он уже так отсидел ягодицы, что начал вставать в седле каждые десять кругов, чтобы снять напряжение, — вопиющая аэродинамическая ошибка для велосипедиста, чьи спонсоры предоставили специальный облегающий костюм, перчатки, защищающие от ветра, и даже носки, минимизирующие сопротивление.

Фогт достаточно сильно опережал график рекорда, чтобы неудобство седла не мешало ему. К моменту, когда он проехал двести кругов, триумфальная песня группы Europe «The Final Countdown» подстегнула его на последний рывок, и рекорд оказался почти у него в кармане. Гордость за свое достижение, радость, что все прошло по плану, облегчение, что все почти закончилось, смешались с грустью от того, что дни его славы сочтены. Наконец прозвучал выстрел, означающий конец часа, и боль, которую он оттеснял на задворки сознания, обрушилась на него: «Болело все. Шея — оттого что я держал голову низко в аэродинамической посадке. Локти — потому что я удерживал верхнюю часть корпуса в определенном положении. Легкие горели от боли и жаждали кислорода. Сердце болело оттого, что постоянно молотило. Спину жгло, а тут еще и задница! Я был в самом логове боли».