Выкуси - [51]

— Все иначе, — произнесла вторая женщина, темноволосая красавица. Родилась она за сто лет до Наполеона на острове Корсика. Ее звали Изабелла, Илия всегда называл ее Белладонна, а отзывалась она на Беллу.

— Не настолько же, — сказала Македа, первой поднимаясь по трапу в кокпит. — Мы ведь только что это делали, похоже. Мы это делали — когда?

— Сто пятьдесят лет назад. В Макао, — ответил мужчина. Его звали Рольф, он был средним сыном, миротворцем. Илия обратил его в эпоху Мартина Лютера.

— Вот видишь, — сказала Македа. — Мы только и делаем, что везде плаваем и убираем за ним. Если он опять напакостит, прикажу бою вытащить его на палубу днем и заснять на видео, как он горит. И смотреть буду каждый вечер на большом экране в кают-компании. И смеяться. Ха! — Македа была из них старшей, но в душе оставалась сорванцом.

— А если мы вместе с родителем умрем? — спросил Рольф. — Вдруг ты проснешься в склепе от того, что сама горишь? — Он упер ладонь в консоль из черного стекла, и панель в переборке отъехала в сторону. В кокпите могла бы с комфортом разместиться компания из тридцати человек. Он был отделан гнутым красным деревом, нержавейкой и черным стеклом, а с кормы полуоткрыт ночному небу. Если б не штурвал, кокпит походил бы на огромный гроб в стиле ар-деко, предназначенный для космических путешествий.

— Я уже умирала, — сказала Македа. — Не так уж и плохо.

— Ты не помнишь, — возразила Белла.

— Может быть. Но мне не нравится. Терпеть не могу кошек. У нас же люди этим должны заниматься, нет?

— У нас были люди, — сказал Рольф. — Ты их съела.

— Ну и ладно, — ответила Македа. — Давай костюм.

Рольф снова коснулся стеклянной консоли, и одна переборка открылась, явив шкаф с тактическим вооружением. Македа вытащила три черных комбинезона, два передала Рольфу и Белле. Затем сама выскользнула из алого шелкового пеньюара и потянулась, раскинув голые руки, словно Крылатая Победа, запрокинула голову, уставив клыки в световой люк.

— Кстати, о людях, — произнесла Белла. — Где бой? Я проголодалась.

— Когда мы проснулись — кормил Илию, — сообщил Рольф. — Сейчас придет.

Илию они держали в похожем склепе, но только саркофаг первого вампира был герметичен, запирался только снаружи и был снабжен шлюзовым модулем, чтобы бой мог кормить вампира.

— Благи-будь, нежитьки мои кайфушный, — раздался голос псевдо-гавайца — босиком и без рубашки он как раз поднялся по трапу с тремя округлыми хрустальными кубками на подносе. — Кэп Кона вам тащьт уматный хавчик, не?

Каждый из присутствующих вампиров легко изъяснялся на десятке языков, но ни один не имел ни малейшего понятия, что за хуйню глаголет их бой.

Увидев, как потягивается Македа, блондин-растафара замер и чуть не уронил бокалы с подноса.

— Ох, сладенькая сестренка, тя Джа любьт, от такой копчушки-печенюшки у мя стояк дредовый, хучь в кальмара тычь той серебрянай сестренкой на «роллс-ройсе», рази не?

Македа сменила позу Ники и посмотрела на Рольфа.

— А?

— По-моему, он сказал, что ему очень понравится надругаться над тобой, как над украшением на капоте автомобиля, — ответил тот, беря с подноса бокал. Поболтал в нем темную жидкость и понюхал. — Тунец?

— Тока памал, братушка, — ответил Кона. Ему вдруг стало трудно удерживать в равновесии поднос и горбиться, дабы скрыть эрекцию, растянувшую его шорты.

Белла тоже взяла бокал и ухмыльнулась, повернувшись к ветровому стеклу, за которым был Город. Перед ними светилась пирамида Трансамерики, чуть правее — башня Койт: она торчала из Телеграфного холма огромным бетонным фаллосом.

Македа плавно скользнула к Коне.

— Разрешить ему меня намаслить, Рольф? Я что, пепельного оттенка?

— Только не ешь его, — ответил Рольф. Он сел в одно капитанское кресло, ослабил пояс кимоно и принялся натягивать на ноги комбинезон из кевлара.

— Затейливо, — произнесла Македа. Сделала еще шажок к Коне, подняла перед собой комбинезон и уронила его. А через секунду обратилась в пар и влилась в костюм — тот надулся, как спасательный плотик в форме девушки. Последний бокал она перехватила в воздухе — Кона покачнулся и рухнул на колени, все-таки выронив поднос.

— Намаслишь меня потом, Кона? — спросила она, воздвигшись над сёрфером, который весь как-то робко съежился.

— Не на, корешок, сияйшь и так уматно. А этот наш со мной намано так мерзавчик. — И он приложил руку к груди, робко глядя на Македу снизу вверх. — Пажалиста.

— Твоя очередь, — произнесла с улыбкой Белла. Губы ее были красны от тунцовой крови.

— Ох, ладно, что ж, — вздохнула Македа. — Но из стакана.

Кона сунул руку в карман шортов, вынул стопку и поднял ее обеими руками над головой, точно буддистский монах, принимающий подаянье.

Македа поднесла большой палец ко рту и проколола его клыком, а кровь сцедила в стопку Коны. Всего через десять капель убрала палец и облизнула его.

— Больше не получишь.

— Ох, махало,[7] сестренка, да возлюбит тя Джа. — Он опрокинул в себя стопку, после чего вылизал всю ее изнутри. Македа смотрела на него и потягивала рыбью кровь. Прошла минута. Эрзац-гаваец по-прежнему вылизывал стекло и сопел при этом так, будто своими руками выбирал якорную цепь. Македа забрала у него стопку.