Выкуп за собаку - [53]

На Седьмой авеню у Кларенса заколотилось сердце — он наконец увидел поляка. Роважински, прихрамывая, перебегал через улицу, петляя в потоке машин, которым был дан зеленый свет. Светофор остановил Кларенса, и он пританцовывал на месте, с нетерпением ожидая, когда можно будет перейти улицу. Тем временем Роважински достиг противоположной стороны, и Кларенс увидел, что он оглядывается, из чего становилось ясно, что поляк заметил его. Возможно, тот видел, как Кларенс выходил из дома Мэрилин. Роважински продолжал свой путь на запад, но Кларенс не мог броситься наперерез пяти или шести потокам машин, в основном такси, мчавшихся по Седьмой авеню. Кларенс подумал, что после Седьмой авеню поляк свернет в первую же узкую улочку — Коммерс. Эта коротенькая улица вела к небольшому театру. Тут Кларенс снова потерял Роважински.

Мортон-стрит шла параллельно Коммерс, шедшей к югу. Или Роважински пошел по Бэрроу-стрит? Коммерс резко сворачивала направо и переходила в Бэрроу-стрит. Кларенс помедлил у поворота, потом устремился по Бэрроу-стрит, которая не была освещена. Он услышал грохот мусорного бака, как будто кто-то налетел на него. Затем он увидел поляка или кого-то похожего. Бегущий силуэт мелькнул на фоне мерцавших вдали желтых огней Гудзон-стрит, широкой улицы, по которой мчался непрерывный поток машин. Нет, подумал Кларенс, на этот раз он так напугает Роважински, что тот никогда не осмелится близко подойти к Макдугал-стрит, — возможно, даже разобьет ему нос. Роважински исчез — видимо, нырнул в темный подъезд. Кларенс попытался понять, за какой дверью он скрылся, потому что все дома были похожи: небольшие особняки вплотную прилепились друг к другу.

В этот момент Кеннет плотно закрывал за собой липкую парадную дверь крошечного подъезда, пропахшего мочой. Света там не было, и, если коп не видел его, он спасен. Почему, черт возьми, коп так вышел из себя сегодня вечером? Кеннет присел на корточки, чтобы его не было видно сквозь стекло верхней половины двери. Кеннет заметил, как высокий парень вошел полчаса назад в дверь дома Мэрилин Кумз, но не был уверен, что это Думмель. Кеннет решил подождать, поскольку ему было интересно, действительно ли это ее дружок-полицейский. Кеннет ожидал, что скандал разразится раньше, в субботу или воскресенье, потому что девушка должна была получить его письмо в субботу, и он весь день в субботу наблюдал за ее домом (он был уверен, что его никто не заметил), но ничего интересного не произошло. Поскольку, несмотря на письмо, никто к нему не явился, Роважински был несколько разочарован. Однако можно было считать, что он одержал победу: скорее всего, эти люди просто боялись прийти к нему, а может, они хотят открыть настоящую охоту, а не просто явиться и отругать. Думмель, конечно, боялся навещать свою подружку, или же она дала ему отставку. Тогда сегодня вечером он объявится.

Кеннет услышал топот бегущего человека, и дверь широко распахнулась. Кулак копа обрушился на его голову.

Кларенс, ухватив маленького человека за грудки, без особых усилий поднял его на ноги. Шляпа Роважински свалилась, рот открылся, глаза выкатились из орбит, и он завопил.

«Зачем?» — хотел спросить Кларенс. Он оттолкнул поляка, и голова того стукнулась о стену. Кларенс вытащил револьвер. Он не собирался использовать его в качестве оружия, но, действуя им как булыжником, он ударил Роважински по голове.

Теряя сознание, Кеннет успел услышать, как голос его пресекся. Он вдруг провалился куда-то, обмяк, умалился. Как будто гора, каменная лавина обрушилась на него, так что он не мог пошевелиться. Но это сделал один человек. Это была последняя мысль Роважински. Он словно погрузился в сон, в кошмар.

Кларенс, поскользнувшись в луже крови, ударился о степу и чуть не упал. Пытаясь сохранить равновесие, он выронил револьвер и долго лихорадочно шарил в темноте по полу, как будто Роважински мог схватить его и убежать. Но Кларенс понимал, что поляк потерял сознание. Наконец он сумел открыть дверь, вышел на улицу и направился на запад, в сторону Гудзона.

Молодая женщина с шарфом на голове шла навстречу ему со стороны Гудзон-стрит; окинув его быстрым взглядом, она прошла мимо. Кларенс тяжело дышал. Сперва держал револьвер в правой руке, затем засунул его под пальто и положил в кобуру. В желтом свете фонарей на Гудзон-стрит он осмотрел свою правую руку и увидел на ней кровь. Неторопливо и бездумно, ощущая страшную усталость, он левой рукой стал искать носовой платок, нашел в заднем кармане брюк бумажную салфетку и вытер ею правую руку. В свете уличных фонарей кровь на бумаге казалась черной. Ее было немного. Три или четыре человека обогнали его. Кларенс не посмотрел на них и едва ли осознал их присутствие, его совершенно не заботило, что они подумали. Он направился к центру, все еще с трудом переводя дыхание, разминая свое тело, как человек, мышцы которого свела судорога.

Он шел по северной стороне Четырнадцатой улицы по направлению к Бродвею, потом свернул и, ни о чем не думая, смертельно усталый, пошел к своему дому.

Глава 17

Когда Кларенс проснулся, воспоминание о событиях прошедшего вечера оглушило его, и лишь с большим усилием он смог прийти в себя. Поляк, наверное, умер, подумал он. А если нет? Тогда он скажет, что коп Думмель напал на него и избил до полусмерти. Кларенс понимал, что набросился на Роважински, как психопат. Он ударил Роважински револьвером.