Выкуп первенца - [4]

Тут наш новый знакомый заметил и мою бабушку:

— Фирочка! Золотце моё! Всё хорошеешь! Сколько зим, сколько лет!

Королева! Красавица! И муж при ней!

— Здравствуйте — пробормотала зардевшаяся бабка. — Здравствуй, Зямочка.

Марик нервничал. Он опасался, что открывший неожиданные обстоятельства Лёнька даст задний ход и оттащит семейство назад, домой. Поэтому он попытался овладеть ситуацией.

— Видите ли, мы к вам по делу. С одной щепетильной просьбой. Это касается нашего внука… правнука…

— Конечно-конечно, всем чем могу, проходите же, располагайтесь…

Через минуту все мы, включая Пашку, утопали в мягких диванных подушках в гостиной жизнелюбивого первосвященника. У всех, исключая Пашку, в руке было по бокалу с коктейлем, тем самым, с мякотью. И все, исключая Марика, тянули его через трубочку. Марик же вертел бокал в руках, не смея ни прикоснуться к некошерному пойлу, ни обидеть душку-профессора. При этом он старательно оттопыривал локти, дабы скрыть выпирающую под пиджаком, относительно кошерную, но несравнимую с ароматным тропическим коктейлем, «Столичную». В сей неудобной позиции Марик втолковывал хозяину суть дела. Он вещал об исходе евреев из Египта, о принадлежности всех еврейских первенцев не кому-нибудь, а непосредственно Всевышнему, о символическом значении этой самой ложки, которая весит ровно девяносто восемь граммов, как пять сиклей серебра. Он разобъяснял Зиновию Константиновичу, как тот должен себя вести при исполнении обряда — расспрашивать мать ребенка, действительно ли ребенок «открыл чрево», то бишь — не было ли кесарева сечения, выкидышей и абортов, а также необходимо выяснить, не является ли она дочерью другого коэна, и тогда, понятное дело, обряд выполнять не нужно. А отца ребенка следует спросить, желает ли он выкупить чадо, или предпочтёт оставить его в полном владении коэна. И ежели отец настаивает на выкупе, он должен с радостью отдать эти самые вышеупомянутые пять серебряников за своего драгоценного отпрыска. Всё это Марик выкладывал руководителю дипломного лёнькиного проекта, раскорячившись, дабы сокрыть бутылку, присутствие которой руководитель уже, не без предвкушения, заметил.

На Лёньку же в эти минуты было страшно смотреть. Абсолютно того не желая, накануне защиты диплома он со всем безумным семейством, от мала до велика. Вваливается прямо в квартиру к научному руководителю. Напоминает тому о его национальности, да еще и о принадлежности к какой-то древней избранной касте. Напускает на несчастного своего родственника — религиозного фанатика. Родственник склоняет уважаемого профессора и доктора наук к совершению какого-то явно не марксистско-ленинского обряда и даже предлагает за этот самый обряд какую-то смехотворную взятку в виде серебряной ложки. Да еще бормочет про какие-то там пять сиклей. Причём всё это — с бутылкой водки под мышкой. Вдобавок профессору предъявляют старушку, с которой у него когда-то были какие-то компрометирующие шашни! Немудрено, что несчастный Лёнька сидел в полной уверенности в том, что его научная карьера накрылась окончательно и бесповоротно, накрылась серебряной ложкой, и ничем иным. От сих мрачных мыслей Лёньку отвлёк Марик, подсовывающий бумажку, на которой большими печатными буквами было написано:

БАРУХ АТА АДО-НАЙ ЭЛО-ЭЙНУ МЕЛЕХ АОЛАМ, АШЕР КИДШАНУ БЕМИЦВОТАВ ВЕЦИВАНУ АЛЬ ПИДЬОН АБЕН

БАРУХ АТА АДО-НАЙ ЭЛО-ЭЙНУ МЕЛЕХ АОЛАМ ШЕЭХЕЯНУ ВЕКИЕМАНУ ВЕИГИАНУ ЛАЗМАН АЗЭ

И дан перевод: "Благословен Ты, Господь, наш Бог, Царь вселенной, Который освятил нас Своими заповедями и заповедал нам выкуп первенца".

"Благословен Ты, Господь, наш Бог, Царь вселенной, поддерживающий нашу жизнь и наше существование и давший нам дожить до этого времени".

Лёнька послушно произнёс и текст на иврите, и перевод, после чего вручил Зиновию Константиновичу полученную из рук Марика злосчастную ложку. На что Зиновий Константинович ответил без всякой бумажки:

— Йевархеха адонай веишмереха яэр адонай панав элеха вихунека йиса адонай панав элеха веясем леха шалом.

А потом тоже перевёл:

— Да благословит тебя Господь и сохранит, обратит Господь лицо на тебя и помилует, поднимет Господь к тебе свое лицо и дарует тебе мир. — и поднёс счастливому отцу стопку согретой мариковым телом водки.

Лёнька осознал, что Зяма, Зиновий Константинович, профессор, первосвященник, бонвиван и научный руководитель, — с нами, а не против нас, и, успокоившись, спросил его:

— Скажите, а это с вами часто случается? Ну, часто вам несут ложки?

Тот достал из буфета потёртую шкатулку для столовых приборов. Ложек в ней было чуть больше десятка.

— У моего покойного батюшки коллекция была побогаче. Но пропала в годы войны. Точнее, тоже пошла на выкуп первенца, меня.

— Как? — вскинулся Марик, — коэнов же этот обычай не касается…

— Очень просто, — ответствовал Зяма, — когда всех каменец-подольских евреев погнали на смерть, отец отдал связку «выкупных» ложек соседке-украинке, за спасение троих детей — меня, шестилетнего, трехлетней сестры и крошечного, полугодовалого брата. Она, принявши мзду, увела только меня, первенца. Я уже мог работать. И пригодился ей в хозяйстве. Вот вам и пидьон абен…