Выхожу один я на рассвете - [6]

- И вам того же, товарищ майор! - Я посылаю сигнал лицевым мускулам и расплываюсь в радушной улыбке. Впрочем майор того заслуживает. Бравый наш военрук несмотря на пенсионный возраст выглядит вполне бедово. Бойся, девки, русских парней! В особенности - майоров. Металлический полумесяц отшлифованных языком коронок сводит с ума, капустный кочан на фуражке вызывает черную зависть. Мундир безукоризненно выглажен, чуть выше ватерлинии - глянец юбилейных и боевых наград, ниже - штаны с лампасами, на заду лихо приколотая любимыми учениками бумажка с кружком мишени и дерзкими словами: "Целься, лохи, сюда!"

- Хорошо выглядишь. Правда, правда! - майор, лучась фиксатой улыбкой, обнимает меня за талию. С ранее неведомым любопытством я заглядываю ему в рот, заботливо пересчитываю фиксы. Одна золотая, четыре из нержавейки - всего, стало быть, пять. Все равно как лучиков у кремлевской звезды. Интересно, у майора они тоже вылетают? Или стоят до последнего, насмерть?

- Слыхал, какого штурмовика в наших лабораториях отгрохали! С обратной стреловидностью крыла! Нигде нет, а у нас есть.

- Исессно! Наша авиация лучшая в мире! - Подыгрываю я. Если надо, поднимем в небушко Су-37, и те же "Стелз" пачками на землю посыпятся.

Майор трепетно хватает меня за плечо.

- А Ту-160-й! Наш непревзойденный, с тридцатью шестью ракетами на борту! Его ж одного на всю натовскую эскадрилью хватит!

- Кто же спорит, товарищ майор! Вы бы еще про "Черную Акулу" помянули! Разве ж можно наше с чем-нибудь сравнивать? Запад - сыт и оттого ленив. Что они могут там придумать, кроме стиральных машин с кофеварками?

Голова майора умиленно качается - точь-в-точь, как у китайского болванчика. Подобные речи наш военрук обожал и в прежние времена, - сейчас подобный бальзам для него первейшая необходимость. Вроде бальзама "Битнера" перед сном. Что поделаешь, поколение ветеранов, бравших Варшаву и Прагу, лечится призрачным могуществом былого, потребляя воспоминания, как микстуру - горькую, но целебную. По паре таблеточек в день, по чайной ложечке с утра. Вот, дескать, помню, вставал я и шел в магазин за кефиром, кефира не было, зато имелось молоко - по двадцать восемь копеек за литр! Двадцать восемь, дорогие мои! Не центов, не рублей, а копеек!.. Словом, жили памятью о прошлых завоеваниях, цеплялись за кромки расколовшегося айсберга. Западный "Титаник", скалясь иллюминаторами, описывал вокруг тонущих развеселые круги, но мы вовсе не тонули! Мы делали вид, что плещемся и закаляемся, с браса переходя на лихой кроль, к иллюминаторам и расплющенным о стекло пятачкам любопытствующих протягивая разудалые славянские кукиши. СОСа ждете? Не дождетесь! Не соснуть вам во веки веков нашей слабости!..

- Да-а! Молодцом ты стал, определенно - молодцом! А о Никоновском автомате слыхал что-нибудь? Чудо, говорят, двадцать первого века!

- Ясное дело, слыхал. У нас во дворе мальцы пятилетние их из досок выстругивают.

- Ну да?

- Так гордятся же!

- Это хорошо. Надо им, понимаешь, внушать... Не можешь дать детям богатства, дай идеологию! Когда нищие материально нищают еще и духовно, это скверно... В Пентагоне, говорят, два генерала с расстройства повесились. Не смогли понять устройства автомата. Разобрать-то разобрали, а обратно собрать не сумели. Два генерала, представляешь?

- Может, и больше. Пугать просто не хотят.

- Оно конечно! Не оскудеет земля русская умами. - Майор заговорщицки приближается. - Мы, Артем, все равно как тараканы! Нас травят, а мы только сильнее становимся.

- Ну так - загадочная русская душа! Что вы хотите!

- То-то и оно! Травленные да угнетаемые всегда умели сплачиваться. Этакий отпор на внешнее презрение. Правительство на нас чихает, Европа дерьмом поливает, а мы им новацию за новацией. Чтоб, понимаешь, знали.

- Такие речи - и в школе? - Я тоже начинаю говорить чуть тише.

- Своим огольцам я, понятно, такого не говорю, - военрук доверительно улыбается. - Только тебе, Тема и никому больше.

- Честно скажу, польщен... Вы-то как? На пенсию не тянет?

- Да тянет, конечно, как без этого. С удочкой посидеть, по грибы в лесок сбегать. Только как я буду без них? - Он передергивает плечом, имея в виду оболтусов за спиной. - Я же их, стервецов, люблю. Даже нынешних. Вы, разумеется, лучше были, но я и к этим привык. Дети, Артем, - штука светлая, радостная. Задорные глаза, добрые сердца...

Я исподтишка бросаю взор в сторону учащихся. "Задорным глазом" один из них как раз целит в мишень на заду майора из пневматической винтовки, приятели сорванца часто и ловко бухают хлебным мякишем по воробьям в открытом окне. И только парочка богатырей за сдвинутыми партами добросовестно гремит железом, собирая и разбирая на время автомат Калашникова. В отличие от пентагоновских генералов дело у них спорится. Проигравшему звонко отвешиваются щелбаны и саечки. Видимо, деньги у бедолаги давно кончились.

- Да, Артем... День возле них проведешь и словно перерождаешься. Вот, ей Богу, словно заряжаешься какой-то доброй энергией!

- Но ведь хулиганят.

- А как иначе! Не без того. Только они ведь по-доброму хулиганят. От переизбытка, так сказать, энергии...