Выходят слуги ночи на добычу - [16]

– Я хочу быть в безопасности.

– Не осталось безопасных мест. А Рокс – самое опасное место из всех.

Образ прохладных зеленых полей промелькнул перед его глазами.

Шэд обнимал ее, пока она не перестала дрожать. Потом она вскочила и пошла в ванную за носовыми платками. Несколькими минутами позже она вернулась с красным лицом и глазами и принялась собирать свою одежду.

– Мне надо подумать, как убраться отсюда, – сказала она.

– Я могу спрятать тебя.

Она нахмурилась, раздумывая, покачала головой. Принялась надевать трусы.

– Я хочу быть свободной, – сказала она. – Свободной, чтобы принять решения без какого-либо давления.

– Не причиняй вреда людям, Шелли.

Ее щека дернулась. Она бросила на него обиженный взгляд.

– Худшее, что может с ними случиться, – это тело Лизы Тригер. А ты, кажется, считаешь его хорошим местом для жизни.

– Ты передергиваешь.

Шэд смотрел, как она одевается, и почувствовал, что надежда покидает его. Он потянулся за собственной одеждой.

Оставь ее в покое, позволь ей самостоятельно сделать выбор. Он не мог сказать ей, что делать – он сам принял слишком много неверных решений, чтобы указывать кому-то, – но он знал, что у решений бывают последствия, что карма так или иначе работает и что ничего хорошего из этого не выйдет.

Но он не мог придумать, как изменить все к лучшему. То, что случилось с Шелли, было похоже на то, что происходит с людьми в тюрьме. Она ломает тебя. И не важно, попал ты туда за неоплаченный штраф и был ли самым примерным заключенным в мире, тюрьма ломает тебя в любом случае. Она учит тебя выживанию в тюрьме, и все, что ты оттуда выносишь, – как манипулировать людьми, как держать их на расстоянии и играть так, чтобы получить желаемое, ни о ком не заботясь. И ты ничего не можешь поделать с этим, потому что только так вы могли избежать унижений. И когда эти привычки выходят с вами на свободу, начинают происходить дурные вещи.

Он застегнул рубашку, взглянул на нее.

– Не рассказывай им обо мне.

Она посмотрела с презрением.

– За кого ты меня принимаешь?

– Я просто хочу сказать, что я не причиню тебе вреда, о’кей? Я знаю, что ты не враг.

– Виолетта тоже не была врагом. И все равно спрыгнула с крыши.

– Я не толкал ее.

– Это не значит, что ты в этом не виноват.

Шэд не знал, что ответить на это.

– 741-PINE, – сказал он. – Оставляй послания. Я буду прослушивать их время от времени, чтобы знать, что с тобой все в порядке. Но я не всегда бываю рядом с телефоном. Не надейся на него, если вдруг что случится. – Он беспомощно посмотрел на нее. – Если кто-нибудь столкнет тебя с крыши, я не смогу помочь.

Ее взгляд стал узким, скрытным. Как будто кто-то, сотни лет терпевший лишения, пристально смотрел сквозь ее глаза. Она вздохнула, потянулась прикоснуться к нему. На мгновение снова стала Шелли.

– Я тебя не сдам, – сказала она. – Ты помог мне. Я все еще была бы джокером, если бы не ты.

Он обнял ее и притянул к себе. Ее жизнь обернулась кошмаром, и она хотела вернуть все, как было: молодость, красоту и трастовый фонд. Может быть, у нее получится.

Чего ей никогда не удастся вернуть, так это восхитительную невинность, ощущение буйной радости.

И они оба знали это.

Два дня спустя Шэд был готов. Он отследил всех джамперов, знал их ходы, знал, что все готово настолько, насколько вообще может быть. Шелли не звонила ему, но каждый день мог стать тем днем, когда она решит вновь присоединиться к джамперам, и он хотел сыграть на опережение.

Единственная задержка была вызвана системами сигнализации здания. На складе была новая современная сигнализация, но здание было электрифицировано больше века назад, и щиток, вынесенный на стену здания, представлял собой лабиринт сотен пыльных, переплетенных старых проводов разного цвета. Девятнадцать часов Шэд провел, скрутившись в двенадцати футах над землей с тестером и зажимами, прежде чем нашел нужные провода. Ему повезло, что на это не ушла неделя. Все, что ему оставалось, – прийти в нужный момент, запитать сигнализацию от шестивольтной батареи. После этого начнется рок-н-ролл.

Он решил начать пораньше следующим утром, когда вся охрана будет уставшей и, вероятно, сонной. Он пришел в свою квартиру в Грэмерси-парк, посмотрел новости, наиграл мелодии «Кэннонболл» Эддерли и попытался уснуть.

В четыре утра он встал, подошел к платяному шкафу, открыл его. Он вытащил тяжелый пояс и кучу инструментов, положил их на ковер. Затем посмотрел на одежду, все идентичности выстроились в ряд, ожидая, когда он оживит их. Его взгляд скользнул к Черной Тени: темно-синий костюм, черный плащ, маска-домино.

Костюм пел ему о готовности, и он почувствовал, что его душа ответила.

На стене рядом с коллектором появился рисунок мелом. Там был лишь сам коллектор, увеличенный до невероятных размеров, со всей своей массой проводов, вырисованных ярко, с почти сюрреалистичной детализацией, и гигантская пара рук, работающая с тестером и зажимами.

Шэд снова почувствовал нервное покалывание, голова его завертелась в попытке увидеть уличную художницу, но он знал, что она уже давно ушла.

Плащ повис на плечах, когда он присел на стене, рядом со щитком, и прикрепил свою самодельную систему обхода к системе сигнализации. Он снял с пояса сотовый, набрал 911 и сказал полиции, что на складе окопались джамперы с награбленным добром и что у них тут есть пленники. Он закончил тем, что сообщил, будто слышал выстрелы и что им лучше оцепить район и держать команду наготове.