Выход зубной феи - [37]

— Может, это собака какая. Или у Марины вывелся редкий вид и он теперь, вот, мамочку зовет.

— Мы здесь все мамочку зовем, — отозвалась запыхавшаяся Динара Ефимовна, которая только добралась к своим из дальнего лингафонного кабинета. — Я такого ора не слыхала со времен бардовского фестиваля в Вязниках в мои девичьи годы. Там обошлось без жертв, но мы были молоды и с портвейном. — При упоминании знакомых истин географичка потихоньку стала наливаться румянцем, а Настя, выросшая в непоэтической атмосфере девяностых, просто взяла доступный рецепт на заметку. Молодость у нее была в запасе, а теперь, наконец, выяснилось, что для полного счастья ей просто не хватало портвейна.

Под восходящие гаммы воя Динара Ефимовна покончила с прошлым решительной рецензией:

— Да, мы уж были не хлюпики. Ну сейчас я не поручусь за свою психическую безопасность для окружающих. Это ж надо так портить условия нашего непосильного труда! Причем, слышите, личными проблемами. Застрял кто-то в клозете и давай гудеть. Несварение или всякие бульки в желудке не должны идти в виде концерта!

Англичанка сурово зашевелила усами и опалила взглядом притихших учительниц. Настя с коллегой явно не поспевали за резким слаломом ее рассуждений и на всякий случай ничего не говорили. Но Динара, изучившая все методички бабушки Бонк вдоль и поперек, знала, что для диалогов больше одного человека не обязательно.

— Вот из за таких как вы, пастор Шлак и провалил все явки, — кипятилась учительница. — Как педагогом может быть человек без логического мышления? Хотя что это я вас напрасно оскорбляю, без мышления вообще — вот более верный диагноз. Не понимаете? Звук идет из под меня!

Тут уже и ребята стали выглядывать в коридор, чтобы своими глазами увидеть, как завучу удается так чревовещать из-под своей юбки. Динара в изнеможении замахала сосисочками переплетенных кольцами пальцев и начала объяснять детально:

— Английский, душечка, класс устроен для повышения успеваемости аккурат в бывшем кабинете задумчивости. То есть в туалете. А прямо под нами парадный учительский санузел Финогена Семеновича с тронным залом. Воют оттуда, и я дико сомневаюсь, чтобы там застряла собачка.

Мои крошки стучали туда по трубе, но реакции ноль. А животное ну только из инстинкта самосохранения уже давно бы от страха сдохло!

Рациональное зерно в рассуждениях Динары Ефимовны было, только облегчения паникующим оно не принесло. Помимо этого недостатка наблюдались и более весомые минусы: зарвавшийся певун с несварением и не думал затыкаться, и ужасный замогильный рев свободно лился по территории школы. Посему Настя, пропустившая времена, когда выскочек раскулачивали и клевали им печень, все-таки отважилась внести рацпредложение:

— Может, спуститься вниз? Я уже не слышу даже о чем думаю. Немного уши болят. К тому же, вдруг там помощь нужна?

Динара, поморщившись и потерев заостренные, как у рыси, прозрачные ушки, поводила губами.

— Дельно, свежо. Сходите. А я пожертвую собой за ради нашего всего, наших прелестных детишек. Война войной, как говорится, но английский по расписанию! — в лингафонном кабинете приникших к скважине учеников тут же размело по партам. — Крошки мои, я иду! — возвестила учительница на весь коридор. — Пока другие проветриваются по сортирам, буду выполнять свой долг до конца. А вы, уважаемая, послужите педагогике. Не так, как вы делаете обычно, а с пользой, — она ободряюще отодрала географичку от стенки и выстроила ее в направлении первого этажа. Пока Настя подхватывала лишившуюся последней стойкости пенсионерку, Динара с неожиданной для ее комплекции прытью прогалопировала в свои владения. Уже держась за ручку кабинета, она ободряюще помахала Анастасии Борисовне кулаком:

— Не рассусоливайтесь с ними там. Мы пришли побеждать, так от меня и переедайте. Воют средь бела дня. Придумали тоже! — и англичанка скрылась в классе, плотно прикрыв за собой дверь и, кажется, даже подперев ее стульчиком.

— Надо все-таки спуститься, — Настя с сочувствием посмотрела на обессиленную пережитым коллегу. Вой между тем усиливался, прирастал новыми жалостливыми тонами и постепенно перешел в монотонный фон ультразвука, как на космодроме. Терпеть эти вредные децибелы больше не получалось, и молодая учительница решительно открыла дверь, отделявшую классный коридор от широкой гранитной лестницы. Прямо с лестничной площадки можно было попасть в учительскую, где хранились классные журналы, дидактический материал и чаи с баранками. Краем глаза Настя успела заметить будто вырезанную из чурбачка нескладную фигуру директора, юркнувшую в кабинет и притаившуюся в его глубинах. Откуда Поленко взялся на лестничных просторах, было неясно, но то, что он в спасательной операции не участвует, не подлежало сомнению.

— Леонид…э-э-э…Серафимович! — шепотом позвала девушка. — Что там происходит?

В ответ из учительской раздалось утробное ворчание, какое бывает, если осенью пошуршать палкой в норе сытого и сонного енота: выйти не выйдет, но ругаться будет. Поняв, что начальство занято и мелочи вроде дрожащих стекол его не отвлекают, Анастасия Борисовна, настоящая русская женщина и педагог, бесстрашно ринулась вниз. Добежав до площадки первого этажа, она увидела школьного врача Кондрата Минимовича, непринужденно и весело прятавшегося за антиникотиновый плакат, что висел на входе в его владения.