Выход из мрака - [2]

Эдит Грэхем Уэйр наклонила царственную голову, ни единая прядь ее превосходно причесанных рыжих волос не повлажнела. Небрежно глянула на убивающуюся дочь, потом метнула свирепый взгляд на Лейн. Обвиняющее выражение ее зеленых глаз послужило предостережением бывшей снохе. Лилли Мэй подумала, что мало кто заметил этот взгляд. Люди смотрели, как оттаскивают от могилы лягающуюся и вопящую Мэри Марту. Все худощавое тело Лилли Мэй содрогнулось от дурного предчувствия. Она знала, каким могуществом обладает эта гранд-дама Ноблз-Кроссинга — вполне достаточным, чтобы противостоять тому, которым обладало семейство Лейн.

Лейн взяла Лилли Мэй под руку и умоляюще глянула ей в глаза. Тем самым напомнила вновь, что как бы скверно ни обернулись дела, ничто не имеет значения, кроме защиты Уилла.

— Поехали домой, — сказала Лейн, потом обратилась к сыну: — Не хочешь попрощаться с бабушкой?

— Не хочу ничего ей говорить, пока она обращается с тобой таким образом.

Лилли Мэй подумала, что никогда еще не гордилась Уиллом так, как сегодня. Мальчик только на пороге юности, еще почти ребенок, однако его любовное, заботливое отношение к мисс Лейн говорило о том, что он станет деликатным и благородным мужчиной, таким, как его воспитывала мать.

Лилли Мэй закрыла зонт и села на заднее сиденье белого «мерседеса» Лейн. Дома она приготовила кофе и легкий ленч. После смерти Кента Лейн почти ничего не ест. И неудивительно, учитывая, как быстро она стала главной подозреваемой в убийстве. Даже обычно зверский аппетит Уилла ухудшился за те пять дней с тех пор, как их привычная жизнь ушла в прошлое. Чем больше она старалась изгнать воспоминания о том ужасном дне, тем ярче они становились — подобно возвращающемуся кошмару, над которым она не властна.

Они молча ехали от Оквудского кладбища через Бэптист-Боттомс, мимо старого трейлерного парка и по мосту через реку Чикасо прямо на Шестую улицу. Взгляд Лилли Мэй задержался на ржавых распахнутых воротах бывшего трейлерного парка. Она много лет прожила там, в маленьком двухкомнатном трейлере с дочерью Шарон, кроме которой детей у нее не было. Каждое утро в половине шестого она ехала в своем старом «рэмблере» из трейлерного парка Майера на западный берег Чикасо и через весь город на Магнолия-авеню, к поместью Ноблов. И каждый вечер в половине восьмого возвращалась на другой берег реки, разделяющей город на имущих и неимущих.

Они с Шарон принадлежали к неимущим, и Лилли Мэй до сих пор винила себя в неистовом, неудержимом стремлении Шарон любым способом вырваться из бедности.

Джонни Мак Кэхилл был самым известным из неимущих. Представители местного светского общества не просто презирали этого парня; они ненавидели его. Он не выказывал ни малейшего почтения к их чванливой иерархии и не раз утирал им нос. Но когда Джонни Мак вошел в их мир, стал соблазнять их женщин и смеяться им в лицо, они сурово его наказали.

Он поклялся, что никогда не вернется в Ноблз-Кроссинг, однако Лилли Мэй молила Бога, чтобы ее неподписанное письмо заставило его вернуться. Если он вернется, поднимется черт знает что, поскольку многие считают его мертвым. Но Уиллу если когда и нужен его настоящий отец, то именно сейчас. И если Джонни Маку нужно отблагодарить мисс Лейн за спасение жизни, то сейчас самое время.

Лейн стояла на пороге комнаты Уилла. Свет в коридоре отбрасывал мягкие тени на кровать и длинную, стройную фигуру ее спящего ребенка. Джон Уильям Грэхем, несмотря на шестифутовый рост, все еще был ребенком. Приближающимся к зрелости, к взрослости, переполненным энергией будущих гормонов.

Он во многом походил на отца. Был слишком уж красивым. Черноволосым и черноглазым. Рослым и худощавым. И обладал неотразимой улыбкой, привлекавшей внимание всех юных девушек в Ноблз-Кроссинге. Но Уилл был также и ее сыном, и она воспитывала мальчика в любви, беззаботности и богатстве, неведомых ее отцу. Она привила своему любимому Уиллу чувство чести, достоинства и уважения к другим, которого Джонни Маку недоставало.

И душой, и разумом она была неспособна отделять отца от сына, и теперь, когда Уилл стал копией юного Джонни Мака, Лейн поняла, как нелепо было думать, что она сможет навсегда сохранить в тайне, кто его отец. Не будь Кент тоже рослым и темноволосым, кто-нибудь давно бы догадался об истине. Может, если бы это произошло, им всем было бы лучше.

Конечно, задним числом виднее. Начнись все заново, разве она стала бы лгать Кенту, позволила б ему считать Уилла своим ребенком? Хотя с тех пор, как они перестали быть детьми, Кент был в некотором роде ее обожателем, она никогда не испытывала влюбленности в него. Подчас даже сомневалась, что он ей нравится. Родители их были друзьями — занимали в обществе одинаковое положение и состояли в дальнем родстве. Обе семьи упивались мыслью, что когда-нибудь единственный сын Грэхемов и единственная дочь Ноблов объединят два самых богатых и дольше всех проживающих в округе семейства.

И, несмотря на все заверения Кента, она сомневалась, что он когда-нибудь ее любил. Да, он желал ее, неотступно преследовал, отпугивая большинство молодых людей, проявлявших к ней интерес. Хотел жениться на ней, обладать ею, властвовать над ней, но никогда не любил. А когда понял, что, даже будучи его женой, она так и не станет полностью принадлежать ему, вожделение к ней постепенно перешло в ненависть.