Вычеркнутый из жизни - [50]

— Конец, — не без удовлетворения сказал Кэслз. — Недурно для утренника!

Пол, как одурманенный, шел за ним вниз по лестнице и потом через обширный внутренний двор. Когда они вышли на улицу, Кэслз остановился.

— Не перекусить ли нам где-нибудь?

— Мне кусок в горло не пойдет…

Кэслз положил руку на плечо своего-спутника. Казалось, он с холодным любопытством следит за каждым движением души Пола — так через увеличительное стекло смотрят на мошку, проколотую булавкой. Но под мертвенной маской бурлили чувства темные и страстные.

— В таком случае не вернуться ли нам ко мне, чтобы распить бутылочку? Сейчас это будет очень кстати!

— Хорошо.

Пол не думал о том, что делает или куда идет.

Они двинулись в путь.

Глава XXVI

Когда они вернулись в комнатку Кэслза, Пол бессильно опустился в кресло. Кэслз же сначала тщательно занавесил окна, затем вынул бутылку из буфета и налил два стакана.

— Мы это заслужили, — заметил он, подавая один из них Полу. — Вреда от него не будет. Я знаю, где такое добро покупать.

Спирт согрел желудок Пола и утихомирил взбудораженные нервы. Он изнемогал и чувствовал, что подкрепление ему необходимо, а потому не подумал о действии, которое оно окажет на состояние его духа. Еще никогда в жизни его сердце не было полно такой горечи и безнадежности. Он залпом осушил свой стакан и не протестовал, когда Кэслз снова наполнил его.

Поставив бутылку на камин, бывший каторжник с минуту уголком глаза наблюдал за юношей. И даже украдкой облизал губы, заметив, что кризис близок. Вот оно наконец то единственное сочетание случайностей, о котором он грезил. За несколько дней до освобождения во время прогулки на тюремном дворе другой каторжник, невнятно пробормотав несколько слов, сунул ему в руку тонкую бумажную трубочку, и она дала ему шанс, который нельзя упускать. Мэфри, узник Каменной Степи, ровно ничего для него не значил — это был конченый человек: у приговоренного к пожизненной каторге не могло быть ни малейшей надежды на освобождение. Но Пол представлялся Кэслзу орудием мести, ниспосланным небом.

Ко времени своей «катастрофы» Кэслз служил окружным агентом крупной страховой компании Средних графств. Холостяк и любитель спорта, он жил припеваючи, время от времени ездил на охоту и был завсегдатаем скачек в соседнем городке. Такой человек, как он, ловкий и азартный, неизбежно должен был пускаться в рискованные авантюры. А потому, когда до него, сугубо приватным образом, дошел слух о предполагающемся слиянии его организации с мелким страховым обществом — компанией «Гэддон-Холл» по страхованию от огня, — слиянии, сулившем неимоверные прибыли меньшему предприятию, он счел это тем счастливым случаем, который только раз в жизни представляется человеку, и, взяв значительную сумму из фондов страховой компании Средних графств, находившихся в его распоряжении, скупил пятьдесят тысяч акций «Гэддон-Холла».

Эта операция была проведена втихомолку, но размер суммы, на нее затраченной, не мог не вызвать толков, кое-какие слухи дошли до властей. И вот, к ужасу Кэслза, некий мистер Мэтью Спротт, в порядке прокурорского надзора, затребовал его конторские книги для ревизии. Кэслз немедленно отправился к Спротту, с которым часто встречался в обществе, и, не запираясь в своей вине, просил его на десять дней отложить расследование. Спротт в весьма корректной форме отказал ему. По его распоряжению было возбуждено судебное расследование, Кэслз был признан виновным и приговорен к максимальному сроку наказания. Тем временем акции гэддонской компании в три раза поднялись в цене. Но, вместо того чтобы заработать семьдесят тысяч фунтов, Чарлз Кэслз заработал семь лет каторжных работ.

Человек его склада не в силах позабыть такое: как змеиный яд, днем и ночью точила его ненависть к Спротту, он неустанно искал случая отомстить ему, не подвергая себя опасности. И вот… после всех этих лет… перед ним — сын Мэфри, прекраснодушный молодой дуралей, одержимый мелодраматической и вздорной идеей — «Восстановить честное имя отца». Ей-Богу, курам на смех. В нынешнем окружении Кэслзу было известно решительно все, что касалось полиции, и в последние дни он узнал все подробности о неумелых попытках Пола. Неужто же теперь он, пронырливый и коварный, не сумеет повернуть эту ситуацию в свою пользу?

Дальше сдерживать себя он не мог. Дрожа точно в пьяном угаре, он поддался искушению. Придал своим чертам безразличное выражение и подошел к Полу.

— Должен сказать, что вы хорошо себя вели сегодня днем, — сказал он, присаживаясь на ручку его кресла. — Вам, должно быть, это далось нелегко.

Пол промолчал.

— Может быть, я был несправедлив к вам вчера. — Нотка раздражения и досады закралась в голос Кэслза. — В конце концов дела ваши действительно сложились из рук вон плохо. Все рушится, а тут еще полиция травит вас. Неудивительно, что вы потеряли мужество. — Он умолк и покачал головой. — Вы пытаетесь прошибить лбом каменную стену. Вот почему мне и хотелось показать вам сегодня эту милую пару. В основном, конечно, не Омэна — сейчас он просто старая, потерявшая чутье собака, хоть и бежит еще по запаху крови, а Спротта. — Он отчетливо выговорил это имя, и лицо его потемнело, голос же, хоть он и старался придать ему оттенок иронии, стал тверд, как камень. — Спротт — душа этой компании, самый отъявленный реакционер в Уортли. Каких только дел он не наделал. И всегда скрытно, из-за угла. Это он упрятал вашего отца в Каменную Степь. И покуда он здесь орудует, вам отца оттуда не вызволить.