Вычеркнутый из жизни - [48]

— Я не таюсь. Я был осужден за растрату. По крайней мере с этого началось. Я нуждался только в минимальной снисходительности… в малой толике времени, чтобы собрать и вернуть деньги. Я молил о ней… во время слушания дела. И что же? Меня приговорили к семи годам каторжных работ.

Оба долго молчали. Затем Кэслз продолжал:

— Как видите, мы с вами одной веревочкой свиты. Вот почему, наверно, Мэфри и подумал, что нам надо встретиться. Своим несчастьем мы обязаны одному и тому же человеку. Но мы так мягкосердечны, что ничего не предпринимаем.

— А что мы должны предпринять?! — в отчаянии воскликнул Пол.

Он уронил голову на руки, не в силах дольше нести бремя безнадежности. Но ровный голос продолжал:

— Вы никогда не встречали этого джентльмена?

— Нет.

Кэслз коротко рассмеялся.

— Мы с вами, можно сказать, на дне, но и кошке не возбраняется смотреть на короля. — Странный огонек блеснул в его затуманенных зрачках. — Вам надо немного собраться с духом. И я смогу предложить вам неплохое развлечение.

— Развлечение?

— Почему бы и не развлечься? Вы, верно, не читаете газет, иначе вы бы знали, что вот уже десять дней в нашем городе разыгрывается гала-представление… с участием двух знаменитых актеров. О, они постоянно играют в Уортли, но это их коронный номер. И ко всему еще — вход бесплатный.

По мере того как он говорил, в голосе его появилось нечто такое, от чего у Пола кровь застыла в жилах. Кэслз умолк. Пол ждал.

— Здесь идет выездная сессия суда. Лорд Омэн — председатель, сэр Мэтью Спротт — прокурор… Не хотите ли взглянуть на них?

Ни слова не отвечая, Пол в упор смотрел на Кэслза.

— Очень удобный случай… Последний день процесса. — По-прежнему мертвенно-спокойный, Кэслз явно насмехался над ним. — Думаю, вы не откажетесь пойти со мной туда завтра днем, посмотреть, как они это делают.

— Что делают?

— Вы не знаете? — воскликнул Кэслз, искусно разыгрывая удивление. — Бросьте! И еще заметьте себе, что на этот раз будет не так интересно. Всего только несчастная маленькая проститутка, пырнувшая ножом своего любовника… Тем не менее… черная шапочка всегда производит впечатление… Красивый головной убор… и не выходит из моды.

— Нет, не пойду! — страстно выкрикнул Пол.

На лице Кэслза появилось жесткое выражение. Казалось, он насквозь просверлит Пола своим желтым взглядом.

— Боитесь?

— Нет… Не вижу, зачем мне туда идти.

— Я же говорю, что боитесь. — Холодные колючие слова стали часты, как барабанная дробь. — Я сначала подумал, что вы мужественный человек. Но, видно, ошибся. Вы сказали, что хотите играть в открытую. Неужто вы не понимаете, что в наши дни есть два сорта людей? Одни, которые берут то, что хотят взять. И другие, которые этого не делают.

Ноздри его раздувались, на лице проступила мертвенная бледность.

— Как вы полагаете, что мы с вами, собственно, затеваем? Игру шутки ради? Я знаю, против чего вы восстаете! Но в то же время вы готовы распластаться перед ними. А нельзя быть одновременно и зайцем и охотником. Ну да ладно! Если вы отвергаете мою помощь, идите своей дорогой. А я пойду своей.

Голос его дрогнул, он поднялся и швырнул окурок в нетопленый камин. Пол не сводил с него глаз, уязвленный, взбудораженный, терзаемый нерешительностью. Слово «помощь», сорвавшееся с губ Кэслза, положило конец его сомнениям. Темно и непонятно, в чем будет заключаться помощь, но она ему предложена, и он не вправе ее отклонить.

— Я пойду, — сказал он. — В котором часу мы встретимся?

— Нет, — Кэслз покачал головой. — Не стоит притворяться. Разговор окончен.

— В котором часу мы встретимся? — повторил Пол.

Кэслз неторопливо обернулся к нему, застегивая пиджак.

— Вы вправду решились? — Он испытующе посмотрел прямо в лицо Пола. — Хорошо. Возле суда. В два часа. Завтра.

Он распахнул дверь, пропуская Пола вперед.

Глава XXV

На следующий день — он был дождливым и хмурым — Пол в условленный час встретился с бывшим каторжником. Суд помещался в величественном здании из серого камня в стиле Палладио, с лепными колоннами, поддерживающими высокий портик. У входа, в центральной нише, стояла мраморная фигура с завязанными глазами, держащая в руках весы правосудия.

Кэслз, на этот раз чисто выбритый и вполне прилично одетый — в коричневом костюме, белом воротничке и черном галстуке, — видимо, знал здесь все ходы и выходы. Он провел Пола под боковой аркой, затем вверх по широкой лестнице к массивной двери красного дерева; полисмен, стоявший возле нее, приложил палец к губам, призывая соблюдать тишину, и впустил их на узкий балкон для публики, где они не без труда протиснулись к двум свободным местам.

Сверху битком набитый зал был виден как на ладони. Судья в мантии на своем возвышении, слева от него — присяжные, справа — место для свидетелей, скамьи для судейских, заполненные господами в париках и мантиях, и посредине — скамья подсудимых, возле которой меж двух надзирательниц стояла молодая женщина в дешевой ноттингемской шали. Вся эта картина, темная и серая, предстала Полу ослепляющим видением. Схватившись за перила балкона, он весь подался вперед, устремив жадный взгляд на лорда Омэна. Его лордство был уже в летах, ростом выше среднего и слегка сутулый — казалось, он согнулся под бременем почестей. Его надменное лицо цвета портвейна, оттененное снежной белизной горностая, было исполнено неумолимой суровости. По обе стороны носа, смахивавшего на клюз