Выборы в Венгрии - [39]
— А кому она нужна теперь, мотивация, — съязвил по этому поводу граф Тивадар Андраши. — Можно хоть меморандум Шлауха[98] вместо нее пристегнуть.
Словом, нет больше вражды. Даже национальная партия, как я сказал, будет голосовать заодно с нами. Не от хорошей жизни, конечно, — а вроде той вороны, которая "с голодухи и вишню склюет", как в «Альманахе» метко выразился Миксат (и слепая курица, бывает, зерно находит!).
Что же до нашей партии, мне все вспоминается, как я однажды у тебя на кухне целую корзинку пустой яичной скорлупы обнаружил.
— Зачем тебе эта скорлупа, Клари, почему ты ее не выбросишь? — спросил я.
— А затем, что она еще в дело годится.
— Да ведь она пустая!
— Как раз поэтому, дурачок! Я наполню ее, чем захочу.
И правда, очень вкусно получилось, когда ты на обед эти скорлупки рубленым мясом и рисом нафаршировала.
Векерле-то помалкивает (он человек не хвастливый); но я, как в клубе побываю, на этот восторг посмотрю, каждый раз говорю себе, что пустые головы он тоже великолепно фаршировать умеет!
Итак, партия к бою готова; либерализм кипит ключом (а в статьях Бекшича даже через край перехлестывает). Всего несколько магнатов-католиков осталось, которые «за» голосовать не желают, но Векерле бережет их как зеницу ока, все им прощает, лишь бы они не вышли из клуба и торчали у нас перед глазами на манер межевых столбов — для сравнения, как мы далеко ушли.
Так все великолепно наладилось, что Чаки, министр культов, запечалился даже: "Нечего мне теперь у вас делать, уйду-ка я в палату магнатов".
Стали замену ему искать, но иногда и самая глазастая курица ничего не находит. Всех перебрали, одного Берзевици[99] проглядели, Берзевици, который вот уж целое десятилетие все министерские дела ведет, и на достойном уровне; Берзевици — отличного оратора, благородного и верного соратника Трефорта, Чаки в их скромной, незаметной работе; человека, который тоже нашей последней победе способствовал (ибо это великая победа, клянусь тебе, Клари). Но какое все это имеет значение, ведь министерский портфель он только заслужил, а этого недостаточно. В этой стране дворянских титулов и званий и у заслуги свое звание есть: «только». Только заслуга.
Как раз об этом говорил я в кулуарах с председателем палаты Банфи.
— Поверь, Менюш, — ответил он, — в наше трудное время самое важное — влиятельного члена казино[100] на такой пост подобрать. А если он и умен вдобавок, что ж, тем лучше. Разве не так?
— Так, так, дорогой барон, — подтвердил я (поскольку в этом конкретном случае он и в самом деле прав был).
— Не сочти это за аристократический предрассудок, — добавил он.
— Напротив, это очень прогрессивно. Ты же сам заметить изволил: если умен, тем лучше. До сих пор тем хуже было!
В тот же день я в члены казино рекомендовался. Так нужно, Кларика, для нашего будущего. Уверяю тебя, это окупится сторицей.
Вечером пошел в клуб и там все время держался в зале, у министров на виду. Депутаты поважнее сидели на диванах, развалясь, словно сюртуки и фраки, расстеленные на солнышке для просушки, а Векерле скользил — но нас своим улыбчивым взглядом.
Претенденты назывались разные. Каждую минуту вылупливался новый. Сейчас граф Габор Каройи. А барон Эрвин Роснер не годится? "Новый вариант — Роснер", — мгновенно разносится слух. А старые клубные часы тикают себе равнодушно, как тикали еще над головами Ференца Деака или Ласло Сапари.[101]"Тик-так! Тик-так!" Фантазия министров уже до Лоран-да Этвеша[102] добралась. "Тик-так, тик-так". И Эрне Даниэл[103] возникает в этом бестелесном, призрачном списке…
И вдруг я на самом деле призрак увидел… Сердце у меня заколотилось, перед глазами круги поплыли… А призрак подвигался ближе, ближе; вот он поднял руку и положил ее мне на плечо. Это был Футтаки.
Он при министерских кризисах обыкновенно первым чует, кого назначат. И вот он меня похлопал по плечу. В зале тотчас зашептались, заволновались.
— Его? — спросил, указывая на меня, подбежавший Прилесский.
— К сожалению, он не граф, — улыбнулся Футтаки. — Будь он графом…
Это крепко мне в голову запало. Графом? Конечно, будь я графом… Граф Меньхерт Катанги. Звучит роскошно! И я пальцем вывел в воздухе: "Граф Меньхерт Катанги, министр просвещения и культов королевства Венгрии".
Черт возьми! Нельзя ли тут придумать чего-нибудь? Старый граф Нако всегда благоволил ко мне; может, он меня усыновит? Пойдем, разыщем старика. Все удивлялись: о нем вот уже лет десять никто не справлялся. В клубе его не было. Плохо дело. Посмотрим, нет ли еще кого из бездетных графов.
Вон граф Карой Понграц сражается в карты. Я подсел к нему и, когда партия кончилась, отозвал в сторонку.
— Дорогой генерал, усынови меня, сделай милость. Он глаза вытаращил.
— Что тебе за блажь пришла?
— Карьеру сделать хочу с твоим именем.
— Не валяй дурака! У нас теперь не сословное государство.
— Значит, не хочешь? Значит, не сделаешь?
Генерал добряк был и, чтобы не отказывать прямо, сказал:
