Выбор убийцы - [17]

– Потому что он был весь в крови. На тротуаре за углом натекла целая лужа.

Хейз сделал знак патрульному, и тот вышел из магазина проверить показания старухи.

– Вы случайно не заметили номер?

– Заметила.

– Какой же?

– Я не обратила внимания на цифры. Я заметила только, что на машине был номер.

– А может быть, вы знаете, какого года выпуска машина, какой марки? – спросил Хейз.

– Конечно. Не верите? Вы, наверное, считаете, что женщина в семьдесят четыре года ничего не смыслит в таких вещах? Ничего подобного! Я могу назвать год выпуска и марку любой машины на улице. У меня хорошее зрение. Двадцать процентов в обоих глазах, хотя мне и стукнуло семьдесят четыре!

– Так какая же...

– Машина на той стороне улицы – «Бьюик» пятьдесят четвертого года, за ней фургон, «Форд» пятьдесят второго, а там вон...

– А что вы скажете насчет машины, в которой уехал тот тип? – спросил Хейз.

– По-вашему, я не знаю, что это была за машина?

– Ничего подобного, я уверен, что вы знаете. И жду, когда вы мне об этом расскажете.

– "Додж" сорок седьмого года, – хитро прищурясь, сказала старуха.

– Седан?

– Да.

– Четырехдверный или двухдверный?

– Четырех.

– А цвет?

– Зеленый, но не фабричный. Фирма «Крайслер» никогда не выпускала машины такого цвета.

– Что же это за цвет?

– Ну, такой темно-зеленый. Машина перекрашена, можете не сомневаться. Это не фабричная окраска.

– Вы уверены?

– В машинах я кое-что смыслю. Спросите про какую хотите. Никогда не видела, чтобы «Крайслер» красил машины в такой цвет. Даже теперь, когда одна расцветка безумнее другой.

– Огромное спасибо, мисс Фицгенри, – сказал Хейз. – Вы нам очень помогли.

Он проводил её до порога. Там старуха остановилась и чарующе улыбнулась, показав редкие кривые зубы.

– Разве вам не нужен мой адрес? – спросила она.

– Зачем, мисс Фицгенри?

– Чтобы знать, куда прислать мне чек, – ответила старуха.

Глава 7

Берт Клинг сидел в дежурке и беседовал по телефону со своей невестой Клер Таунсенд.

– Я сейчас не могу говорить, – объяснял он.

– Даже не можешь сказать, что любишь меня?

– Нет.

– Почему?

– А потому!

– Кто-то рядом?

– Да.

– Кто же?

– Мейер.

– Ты меня звал? – повернулся к нему Мейер.

– Нет, нет.

– Ты меня любишь? – спросила Клер.

– Да, – ответил Клинг и украдкой посмотрел на Мейера.

Мейер был весьма неглуп. Наверняка он понял, что спросила Клер, потому что пришел в восторг от замешательства Клинга, который не переставал удивляться женщинам. Клер, красивая и умная девушка, почему-то никак не могла взять в толк, что дежурная комната следственного отдела – не самое подходящее место для разговоров о любви. Он представил себе Клер – копна черных волос, бездонные карие глаза, узкий нос, высокие скулы...

– Скажи, что любишь меня, – не унималась Клер.

– Что ты делаешь? – спросил Клинг.

– Готовлюсь к экзамену.

– К какому?

– По социологии.

– Вот и хорошо. Иди и занимайся. Если ты хочешь в этом семестре получить диплом...

– А если я получу диплом, ты на мне женишься?

– Женюсь, когда ты найдешь работу.

– Если бы ты стал лейтенантом, мне не пришлось бы искать работу.

– Само собой. Но пока я всего-навсего детектив третьего класса.

– Это мой последний экзамен.

– А другие ты сдала?

– А то нет!

– Умница. Ну так иди и учись.

– Лучше я немного поговорю с тобой.

– Я занят. Ты пускаешь на ветер деньги налогоплательщиков.

– Какой ты совестливый...

– Честь и совесть восемьдесят седьмого участка, – сказал Клинг, и Клер расхохоталась.

– Ладно, хорошенького понемножку. Вечером позвонишь?

– Да.

– Я люблю тебя, полицейский! – сказала она и повесила трубку.

– Подруга? – поинтересовался Мейер.

– Угу, – пробормотал Клинг.

– L'amour[5], – сказал Мейер. – Это прекрасно.

– Иди к черту.

– Я серьезно. Июнь, июнь, пора любви! Признавайся, когда свадьба.

– Во всяком случае, не в этом июне.

– Значит, в следующем?

– Может быть и раньше.

– Вот и хорошо, – сказал Мейер. – Для нас, полицейских, женитьба – великое дело. Воспитывает чувство справедливости. Узнав на деле, каково быть узником, ты не будешь торопиться арестовывать других.

– Ерунда, – ответил Клинг. – Ты ведь любишь свою тюрьму.

– Разве я говорил, что не люблю? – удивился Мейер. – Вот уже тринадцать лет я женат на этой женщине, благослови её Господь. – В его голубых глазах мелькнул огонек. – Я привык к моей камере. И если в один прекрасный день я обнаружу, что она не закрыта, я даже не попытаюсь бежать.

– Крепко же ты увяз, – заметил Клинг.

– Я люблю свою жену, – философски изрек Мейер. – Что правда, то правда.

– Когда ты женился, то уже работал в полиции?

– Да. Мы познакомились в колледже.

– А я и не знал, что ты учился в колледже.

– Я большой интеллектуал, – сказал Мейер. – Разве по мне не видно? У меня в роду все сплошь ученые. В том городишке в Европе, откуда прибыл мой дед, кроме него, никто не умел читать и писать. Он был уважаемым человеком.

– Готов поверить, – согласился Клинг.

– И правильно сделаешь. Разве я хоть раз в жизни сказал неправду? Никогда! Недаром меня зовут честный Мейер. В колледже я изучал право, я тебе не говорил?

– Нет.

– Правда, когда я окончил колледж, юристов вокруг развелось как собак нерезаных. Это было в сороковом году. Ты знаешь, кто тогда был нужен стране? Вовсе не юристы.