Выбор убийцы - [14]

Стива Кареллу, Берта Клинга и ещё кое-кого из детективов это совсем не удивляло. Они знали, в чем тут дело. Они не одобряли рукоприкладства, но понимали, почему Хэвилейд дает волю рукам, – и все-таки не любили Хэвиленда. Впрочем, в 87-м полицейском участке не было ни одного сотрудника, будь то патрульный или детектив, кто любил бы Хэвиленда. Но когда он погиб, все огорчились. Не потому, что он был «всеобщим любимцем»: им не нравилось, что полицейских убивают. В такие моменты они начинали подумывать, не податься ли им, пока не поздно, в слесари-сантехники или официанты.

Когда-то Хэвиленд был весьма обходительным, полицейским. Это сущая правда. И Карелла, и Мейер, и лейтенант Бирнс, и другие старожилы 87-го участка хорошо помнили времена, когда Хэвиленд ещё держал себя в руках.

Он был профессионалом, хотя совершенно не таким, как Карелла или Клинг. Это был разъяренный буйвол, который кричал, рычал, сопел, хрипел, бодался и раздавал удары направо и налево.

А зверем он стал потому, что в один прекрасный день пришел к выводу: нет никакого резона оставаться милым, улыбчивым, добродушным полицейским. Произошло это так.

Как-то раз Хэвиленд шел по улице, думая о своем, и вдруг увидел драку. Ему показалось, что шайка подростков напала на милого, улыбчивого, добродушного юношу, и он решил проявить героизм. К тому времени подростки вдоволь натешились потасовкой, перспектива выбить барабанную дробь на голове полицейского показалась им заманчивой. Хэвиленд вынул револьвер и очень тактично выстрелил в воздух раз-другой, давая понять молодежи, что на сцену выступил Закон, с которым шутки плохи. Но один из юнцов, вместо того чтобы преисполниться почтения к Закону, ударил Хэвиленда куском свинцовой трубы по руке и вышиб из неё револьвер, а его приятели превратились в юных барабанщиков.

К тому времени, когда они исполнили несколько популярных мелодий, рука Хэвиленда была сломана в четырех местах, а его физиономия напоминала мясной фарш, дважды пропущенный через мясорубку.

Сломанная рука болела адски. Но самое печальное было в другом: врачи, опасаясь, что кости срастаются неверно, решили снова сломать руку. Хэвиленд только-только дослужился до детектива третьего класса и боялся, что сломанная рука помешает его дальнейшей карьере. Но боялся он напрасно. Рука срослась правильно. Роджер Хэвиленд снова стал нормальным человеком, если не считать едва заметного сдвига в его психике после неудачной попытки сделать людям добро. Хэвиленду и прежде случалось вступать в диалог со свинцовой трубой. У сотрудника 87-го участка немного шансов выжить, если он не знает, как возражать свинцовой трубе, бейсбольной бите, монтировке или иным веским доводам своих оппонентов. Но впервые за время работы в полиции Хэвиленда избили те, кому он пытался помочь. Он начал подозревать, что и симпатичный юноша, которого он пытался защищать, не только был среди тех, кто потащил его, уже безоружного, добивать в закоулок, но и нанес ему несколько очень ощутимых ударов. Так не поступают с добрым самаритянином. Так не поступают даже с недобрым самаритянином.

На больничной койке Хэвиленд принял важное решение. Отныне, решил он, пусть все эти мерзавцы идут туда-то и туда-то, а также их отцы и матери. Сволочи все до одного! Провались они все сквозь землю! Пусть весь мир катится туда же. Отныне Роджер Хэвиленд будет печься лишь о Единственном и Неповторимом. О себе самом! Все остальные пусть идут туда-то и туда-то.

Это был черный день для человечества. И в первую очередь для всех тех, кому пришлось расхлебывать кашу, которую заварила шайка подростков, избившая когда-то Роджера Хэвиленда.

С другой стороны, если бы Роджер Хэвиленд придерживался однажды избранного курса, он был бы жив и сейчас. Но так уж устроен человек. О, губительная снисходительность к ближнему! Если бы Хэвиленд всегда и во всем оставался тем негодяем, которым он решил стать, все шло бы отлично. Но его погубило благородство.

Потому-то в его гибели и впрямь есть что-то несерьезное.

В тот вечер Хэвиленд ушел из участка в десять тридцать пять. Он сказал Карелле и Хейзу, дежурившим вместе с ним, что собирается сделать обход. На самом деле он решил выпить чашку кофе и отправиться домой. Из дому он позвонил бы Карелле и сказал, что все нормально и он едет домой. Любой мало-мальски опытный полицейский знает такие маленькие хитрости.

Вечер выдался приятный, и Хэвиленд решил немного подышать свежим воздухом. А потому, прежде чем сесть в метро, он устроил себе небольшую прогулку. Хэвиленд не искал приключений на свою голову. Напротив, он был из тех, кто умело избегал ненужных осложнений. Конечно, если его припирали к стенке, он не праздновал труса. Но напрашиваться самому? Нет уж, спасибо! Хэвиленд оставлял этот героизм! В мире ведь полным-полно героев.

Иногда бывает приятно пройтись даже по территории восемьдесят седьмого участка. Но местные жители тут ни при чем. Что касалось Хэвиленда, то все эти жиды, пуэрторикашки, макаронники и чернокожие могли идти туда-то и туда-то. И вообще, все люди на свете могли убираться к чертовой матери! Кроме Единственного и Неповторимого.