Потребовались усилия целого поколения лучших умов человечества, чтобы сделать этот способ связи возможным.
— Теор! Парень, ты там?
«Проклятье, он должен быть там! В эти дни он постоянно носит передатчик с собой. Если только он не мертв». Фрэзер достал из кармана старую вересковую трубку и стал набивать ее из кисета. Если так и дальше пойдет, он изведет всю пайку табаку до прибытия следующего груза. У него дрожали руки.
В темноте, для глаз человека абсолютной, шевельнулась другая рука. Нажала кнопку. Голос благодарно отозвался:
— Это ты?
Кристаллы вибрировали, неслись электроны, и некоторое количество энергии распадающегося изотопа превратилось в радиосигнал с чрезвычайно большой длиной волны. В этой обстановке, столь чуждой всему земному, материю преобразовали в странные аллотропы. Слабая, но искусственного происхождения, она едва ли имела эквивалент в природе. Радиус действия волны был порядка тысячи миль, но для обеспечения надежной, устойчивой связи требовался промежуточный ретранслятор. Для этой цели на стационарную орбиту был запущен спутник, напичканный разнообразным оборудованием. Спутник-ретранслятор улавливал заметно ослабевшую волну, усиливал ее и выпускал в сторону Авроры.
— Это ты?
Из пальцев Фрэзера выпала трубка. Она падала так медленно, что Фрэзер подхватил ее раньше, чем она коснулась пола.
— Д-даа, — идиотски заикаясь, ответил он. — Я-я-я надеюсь, что не побеспокоил тебя.
За те семь секунд, что должны были пройти между вопросом и ответом, он взял себя в руки. «Чего это ты так всполошился, москит несчастный? О’кей, Теор — чудный парень в своем, нечеловеческом роде, и если его враги наседают, это будет препятствием нашему проекту. И все же, что на этой планете может иметь такое уж большое значение для меня и моих людей? Юпитер нам еще более чужд, чем сам Ад».
— Нет, — ответил Теор. — Мне давно следовало притупить свое сознание, ведь у нас теперь ночь, но при таких мрачных перспективах я этого не смог. Хорошо, что ты не опоздал с вызовом, собрат по разуму. Раса и Совет правителей остро нуждаются в твоей помощи.
— Не могли бы вы получить помощь от… ну, от моих коллег?
Фрэзер был более чем тронут. Невозможно было работать вместе почти десять лет, как Теор и он, с одной только целью — понимать друг друга, и не ощутить при этом чувства товарищества. Он признавался себе недавно, что это порождение холодной, мрачной и ядовитой химии стало ему ближе, чем многие люди.
— Я пытался передать наше пожелание, и они действительно хотели помочь, но наш разговор все еще ходил по кругу и возвращался к исходной точке.
Фрэзер изумленно хмыкнул.
— Они тут что, совсем не соображают? Я не понял.
Хотя этого следовало ожидать. Он никогда особенно не следил за работой команд по исследованию Юпитера. Десять лет назад, помогая улучшить систему приемопередатчиков, он так этим увлекся, что стал тратить все свое свободное время на разговоры на местном тарабарском наречии (лучшее, что у них тогда было) с любым иовианцем, пожелавшим ответить ему. Вскоре он начал вести долгие беседы с Теором, который тоже был «с тараканами в голове» по этому предмету. Начальник группы языковых исследований на Авроре был счастлив свалить это дело на Фрэзера. Там ценился каждый человеко-час, особенно если инженер с местным князем взялись разрабатывать кодовый язык, что никому до них в голову не приходило. (Без сомнения, упорство помогло здесь больше, чем врожденный талант. С годами они подсознательно подобрали ключи к нюансам личностей друг друга). Записями их разговоров были переполнены многие файлы.
— Мой полуотец Элькор, а также многие философы в прошлом часто обменивались информацией с вашими коллегами. Но ни они, ни я сам так и не достигли полного взаимопонимания, особенно в таком деле, как нынешняя сложная ситуация.
— Угу, я думаю, знаю причину. Раньше мне это не приходило в голову, но любой другой человек, владеющий общим языком — уже ученый специалист, и он спрашивает о тех вещах из вашего мира, которые его больше интересуют. Поэтому их активный словарный запас остается довольно скудным. Язык содержит не только слова. Должно быть ощущение собеседника, его образы мыслей. А разум человеческий весьма непохож на иовианский. Мы с тобой в разговоре говорили обо всем понемногу. В результате мы охватили более широкий круг понятий, и можем беседовать так бегло, как не способен никто в обоих мирах.
Даже старина Айк Сильверштейн не мог бы добиться такой сверхспециализации. «Ио-Ком» был чадом его мечты, ради которой он тысячами выклянчивал доллары у благосклонного правительства; он воспитывал команды контактеров с таких условиях, которые до него не существовали — пока первые аппараты не совершили успешную мягкую посадку на Юпитере. Они были небольшими и грубо сработанными; телеметрия их лазеров была настолько искажена интерференцией, что разобрать можно было едва несколько слов из фразы. Сильверштейн запряг свою команду в проектировании улучшенных версий. И когда они выдали данные, доказывающие, что на планете есть разумная жизнь, он изработал себя буквально до смерти над проектом коммуникации.
