Выбор пути. 1917–1928 гг. - [177]

По данным Коллонтай, США «глубоко и зорко» следили за предвыборной борьбой в Мексике, и желательным для них кандидатом был Гомес. Как она уточнила – пока.[700]

Приходится признать, что в оценке Гомеса Коллонтай некритично воспринимала информацию проправительственных кругов. Реакционность Гомеса состояла в том, что он ненавидел Моронеса (отсюда и поддержка анархо-синдикалистов, непримиримых врагов КРОМ). А так как Моронес всегда щеголял сверхрадикальной фразелогией, то своих врагов он, естественно, величал реакционерами.

Третьим кандидатом, по мнению Коллонтай, был Франсиско Серрано – «также генерал и бывший военный министр в правительстве Обрегона, человек, моральные качества которого подвержены сомнению (картежник и кутила), но у которого есть опора в некоторой части армии».[701]

Коллонтай сообщала, что «месяц тому назад», в апреле-мае 1927 года Серрано был готов поднять военный мятеж. Об этом ей лично рассказал председатель Верховного суда[702], с которым Серрано якобы советовался относительно своего выступления. «Характерно для Мексики, что Серрано остается на свободе. Это не единичный случай – собирание сил для разрешения президентского вопроса в духе клерикально-империалистической реакции. Положение осложняется еще и тем, что хотя резкая вспышка контрреволюционного движения[703] в конце апреля и начале мая была придушена правительством, тем не менее банды продолжают свою деятельность».[704]

Александра Михайловна явно ошибалась, считая, что военные мятежники в Мексике обычно остаются на свободе. Как раз то обстоятельство, что Серрано пришел поговорить по поводу выборов к председателю Верховного суда, ясно показывает, что никакого мятежа он не замышлял. По крайней мере, на тот момент. Видимо, Серрано еще не исключал, что Обрегон откажется баллотироваться и поддержит его кандидатуру, и советовался с главой судебной власти (в Мексике, как и в США, Верховный суд является по сути и конституционным) относительно того, насколько все-таки законным с точки зрения конституции будет выставление Обрегоном своей кандидатуры в президенты.

На фоне резко обострившейся предвыборной борьбы единственным человеком, который мог бы объединить вокруг себя всю военную верхушку, был Обрегон. Именно поэтому Кальес и отказался от своей позиции и стал поддерживать изменение Конституции, чтобы дать бывшему президенту возможность баллотироваться вновь. Кальес не сомневался, что в случае избрания Обрегон, как и в 1924 году, вернет ему власть после истечения срока своих полномочий.

Между тем, как и в 1923–1924 годах, Кальес и Обрегон устраняли с политической сцены возможных конкурентов.

Еще 31 марта 1926 года мышьяком был отравлен бывший генерал Анхель Флорес, соперник Кальеса на президентских выборах 1924 года, набравший, несмотря на всяческие препоны властей, 250 тысяч голосов. Бывший моряк, постоянно куривший трубку, Флорес имел перед революцией не меньшие заслуги, чем Обрегон, и слыл независимым человеком. За личную храбрость при осаде порта Масатлан Флорес, который когда-то был в этом порту докером и юнгой, получил звание бригадного генерала. Затем он успешно боролся с Вильей в своем родном штате Синалоа. К тому же, в отличие от Обрегона, Флорес не использовал свое военное звание для обогащения, что делало его крайне опасным соперником. В награду за поддержку Обрегона Флорес, как и Амаро, стал в 1920-м дивизионным генералом и следующие четыре года был губернатором штата Синалоа. В 1922 году Обрегон отправил его с ознакомительной поездкой в Европу и Азию, что могло рассматриваться как желание видеть Флореса в будущем на посту президента или, наоборот, как стремление убрать опасного соперника из штата, где он был популярен.

Потерпев поражение на выборах 1924 года, 10 декабря того же года Флорес обратился с манифестом к своим сторонникам и мексиканской нации. В очень жестких выражениях он обвинил Кальеса и все правительство в подтасовке выборов. Жалобы, направленные властям его сторонниками, остались без ответа. В этих услових занятие Кальесом высшего поста в государстве, по мнению Флореса, означало «тысячи новых покушений» и превращение Мексики в «филиал Советской России». Кальес, как говорилось в манифесте, намеревается заменить мексиканскую армию «турецкими, русскими и арабскими флибустьерами, которые уже прибыли с большими караванами в Мехико». Этим «флибустьерам» Кальес якобы обещал дать землю в ущерб коренным жителям. Помимо таких бредовых утверждений Флорес пророчески предрекал религиозный конфликт: мол, Кальес превратит католические храмы в казармы (и еще в мечети!).

Манифест заканчивался фактическим объявлением войны новому президенту – Флорес заявлял, что не признает Кальеса главой государства.

Видимо, этот манифест и стал смертным приговором Флоресу. Ведь в нем генерал подхватил обидную и ничем не подтвержденную сплетню о турецком или арабском происхождении Кальеса (отсюда и мечети с караванами).

Вероятно и то, что Флореса убили по указанию или, по крайней мере, не без ведома Обрегона, так как принципиальный генерал не согласился бы с переизбранием бывшего президента, что запрещалось тогда Конституцией.