Выбор оружия - [51]

— Мы должны были превратить его в штаб, — откликнулся Шэфер из противоположного угла, где он приготовлял коктейль. — Это был единственный способ обойти дурацкий приказ о допущении в клуб неевропейцев несколько раз в неделю.

Томас мог промолчать, а мог и отпустить реплику, за которой обычно следовал целый поток заранее известных ему замечаний. Но он устал и злился при одной мысли об утомительном споре, который сейчас затеет исключительно из чувства противоречия.

— Должно же, однако, быть место, где можно мирно общаться с местным населением. Такое место, где встречаются на иных основаниях, чем те, кто разбрасывает листовки, с теми, кто их читает. В Рани Калпуре…

— Нет уж, благодарю покорно! — бросил Шэфер через плечо. — Я целый день либо работаю с ними, либо их обрабатываю. С меня хватит.

— Здесь не Рани Калпур, — терпеливо сообщила его жена — так терпеливо объясняют дорогу заблудившемуся дураку. Томас ждал, что сейчас она, как всегда, скажет, что они здесь — на передовой.

Шэфер передал каждому стакан с кубиками звенящего льда. Элизабет отхлебнула глоток и поставила стакан рядом на столик.

— Здесь, в Кхангту, — сказала она, обращаясь к Томасу, — мы все — на передовой. Это вам не большие города, где только приемы да вечеринки с коктейлями.

Через несколько минут она подойдет к окну, откинет металлические жалюзи с одной стороны и покажет след от пули. Но пока его очередь вставить слово:

— Здесь есть люди, которые, как и мы, не желают победы мятежникам. Мы их используем, но не доверяем, и относимся к ним вовсе не дружественно. Однако же они на нашей стороне. Если им не хватает чувства достоинства и самоуважения, то кто в этом виноват?

— Не мы, — Элизабет так энергично мотнула головой, что ее угреватые щеки затряслись.

— Да, — согласился с ней Шэфер. — Туземцы есть только двух родов: одни нас уважают, потому что боятся, другие — не уважают, потому что больше не боятся. Если вы хотите сказать, что мы сами виноваты в том, что многие перестали бояться, что ж, это чистейшая правда.

Томас вовсе не собирался убеждать кого бы то ни было, что его точка зрения тоже имеет право на существование. Это было бы глупо и бессмысленно. Он просто хотел поскорее помочь им провести привычные роли и, как по нотам, разыграть задуманный им спектакль.

— Мы, — с улыбкой сказал он, — может быть, только тогда научимся уважать местных, когда сами начнем бояться их.

Его слова так поразили Элизабет, что она даже не разу нашлась.

— Так может говорить только тот, кто работал в Раи Калпуре! Она встала и подошла к окну. — Вот, — она распахнула жалюзи и показала след от пули, — вот как вынуждены жить мы. Реплика не совсем впопад. Надо бы получше отшлифовать эту сцену. Томас выжидательно поднял брови и отвернулся к Марго.

— Я часто удивляюсь, — она сидела прямая, героически выпятив торчащие груди, — знают ли наши там, дома, что нам приходится терпеть. Читать об этом в газетах — совсем не то, что каждый день смотреть в лицо опасности.

Но Элизабет вовсе не собиралась уступать сцену этой инженю.

— Это ничто в сравнении с тем, что здесь было. Я даже описать не могу, что творилось в первые дни. Встаешь утром и узнаешь, что кого-то из знакомых ночью зарезали. И не знаешь, может быть, ты следующий на очереди. Я до того дошла, что вида Абдула не могла выносить.

Теперь вступил Шэфер:

— Ладно, ладно, старуха! Не думай об этом. Ты же знаешь, это всегда тебя расстраивает. Те времена позади. Теперь мы не даем им спуску.

— Как я могу не думать? Они все еще там, в джунглях. И по-прежнему убивают наших мальчиков. Иногда мне хочется самой идти с отрядом и травить их, как диких зверей.

И, представив, как тяжелая, огромная, красная — точь-в-точь обрюзгший танк, — Элизабет прет, переваливаясь, сквозь гигантские травы, Томас решил, что пора кончить спектакль.

— Ладно, — вздохнула она, — обед уже, наверное, тов. А потом можно будет сыграть в бридж. — Элизабет укоризненно погрозила Томасу пальцем. — Вы знаете, что в последний раз забыли расплатиться?

Она старалась говорить шутливо, но его этот тон не мог обмануть.

— Досадно, что вы не сохранили запись. Боюсь, что не помню, сколько я проиграл.

— Может, она где-то и завалялась, — и добавила поспешно: — Ведь не интересно играть, если не расплачиваться, правда?

— Да, когда вы выигрываете. А я всегда в проигрыше.

Она погрозила пальцем:

— Ай-ай-ай, Арнолд. Это же долг чести. . — Увы, я не джентльмен.

— Здесь мы все джентльмены, — засмеялся Шэфер.

— Вот тут-то можно и ошибиться.

— Не будьте циником, — сказала Марго, поднимаясь, чтобы идти в столовую, — хотя бы спозаранку; вечер ведь только начался.

Если бы он был джентльменом, такая девушка помнила бы, кто он по положению, и вела себя иначе. Он всегда вызывал людей на фамильярность, а потом возмущался тем, что они себе позволяют. Ничего, завтра он займется настоящим делом, и то, чего он достигнет допросом пленного, куда важней, чем считаться персоной в этой компании.

2

Томас вышел на веранду, тянувшуюся вдоль всего барака, и зажмурился от света, такого ослепительного, что контуры предметов расплывались; он висел перед глазами, точно пленка, за которой все выглядело странно обесцвеченным и невесомым. На крытую галерею выходило четыре двери — офицера по связи, адъютанта Лоринга, майора Прайера и самого Томаса, — каждая квартира состояла из двух смежных комнат; ванная находилась в глубине квартиры.