Выбор [Новое издание, дополненное и переработанное] - [51]

Ее пальцы в чернилах. Она сидела, задумавшись, лицо ладонью подперев. Потому чернила на переносье. Или поправляла большие очки, от которых ее глаза еще больше. Еще прекраснее. Еще страшнее. Сейчас нет на ней очков, но чернила остались.

Раскрыл Руди глаза широко. Распахнул. Почему-то чернильное пятнышко между этих глаз его внимание привинтило. Он старается пятнышко рассмотреть.

Новый удар отвлек бы его. Потому он ей сказал:

— Не бей меня.

Фрау Бертина подчинилась и опустила линейку. И тогда он зачем-то стал рассматривать ее кабинет. Фрау Бертина сидит молча. Руди заглянул в соседнюю дверь — там ее квартира. Ничего интересного не увидел, кроме цепей, плеток и хлыстов. Квартира как квартира. Он снова смотрит на чернильное пятно на ее переносье:

— Мне пора.

Она не возражает, щелкает замком и распахивает перед ним дверь.

2

Руди не спал всю ночь. Ругал себя. Любопытство — могучая штука. Отчего же он так слаб? Надо было вынести боль. Может быть, надо было кричать? Просила же фрау Бертина кричать. Тогда бы он узнал, что бывает дальше.

Руди Мессер решил попасть к ней на ночное наказание еще раз. Интересно же: чем все это кончится? Но она его больше не вызывала. Ладно. Он начал писать с таким количеством ошибок, за которое его каждый день следовало бы драть кнутом. По часу. Или по два.

Но она не вызывала. Он начал писать поперек строчек. Она ставила ему отличные оценки. Он перестал писать вообще. А она продолжала отмечать его старание. Он знал: других она вызывает на всю ночь. Он начал бить стекла. Не помогло.

Он встретил ее в коридоре и сообщил, что вечером в школе устроит пожар. Тут ее взорвало.

Руди нарывается на ночной вызов с битьем, а вместо этого она орет. Это не понравилось ему.

Он посмотрел в ее глаза, вернее, между глаз, в надежде, что переносица над тонким носом с трепетными ноздрями перепачкана чернилами.

Но чернил не было. И тогда…

Руди Мессер представил, что прямо между черных глаз есть точечка. Пока она орала, Руди смотрел в пол. Но смолкла она на мгновение, чтобы перевести дыхание и воздуха глотнуть, поднял Руди глаза, широко их раскрыл, внимательно рассматривая несуществующую точку на переносице, и мягко попросил:

— Не ори.

Фрау Бертина больше никогда на него не кричала. И не вызывала его в свой кабинет на экзекуцию. Ему вовсе не хотелось, чтобы она била линейкой по ладони. Просто интересно: что потом, после битья? И снова красивая мысль пришла в его светлую голову. Дождался ночи, легкого скрипа соседней двери. Повела фрау Бертина длинного хныкающего Фридриха к себе. А Руди — за ними. Встретил глаза ее бешеные, точечку между глаз представил, внимательно ее рассмотрел и тихо сообщил:

— А меня тут нет.

И Фридриху тоже: нет меня.

3

Не каждую ночь фрау Бертина вызывает мальчиков к себе на экзекуцию. Определил Руди Мессер, вычислил: экзекуции — это только 23 процента ночей.

Любопытство, проклятое любопытство. Руди Мессер решил узнать, чем же она занимается в те, другие, свободные ночи. Простая мысль о том, что фрау Бертина может ночью спать, в его голову не пришла: он уже знал о ней достаточно много.

Руди выспался днем. Его никто давно не трогает. Знают: любимчик. Он единственный во всей школе, на кого не кричит фрау Бертина. Он может не ходить на уроки и делать все, что нравится. Болтают даже, если ему взбредет поджечь школу, то и тогда она на него орать не будет…

Потому Руди прямо днем спит, никто его не тревожит. Он приучил себя засыпать там, тогда и постольку, где, когда и поскольку это требуется. Он засыпает, не ворочаясь и не зевая. Лег — уснул. И просыпаться приучил себя в точно назначенный при засыпании момент.

Вечером оделся теплее, взял плащ. Почему-то наперед знал: предстоит куда-то идти.

После одиннадцати постучал в ее дверь. Она отворила. Руди посмотрел внимательно в несуществующее пятнышко между глаз и привычно сообщил, что его тут нет.

С этим она согласилась и на него больше внимания не обращала.

Она куда-то собиралась. Долго собиралась. Красила лицо невероятно белым цветом, губы — невероятно красным. Она опрокинула на себя чуть не целый флакон духов. Руди аж чихнул. Благо она была занята собой и не услышала. Фрау Бертина любуется своим отражением и не может налюбоваться. Надо правду сказать: было на что любоваться. Она оделась в странный наряд, который заставил биться сердце мальчика так, что, наверное, слышали за стеной. И тогда она разделась. И оделась в другой наряд. Она любила наряжать себя и рассматривать в зеркале в разных вариантах. Снова разделась. И оделась. В каждом новом наряде она была лучше, чем в прежнем.

Он сидит в уголке, ноги крестиком, руки под щеки, ждет, что будет дальше.

Наконец она встала, набросила на себя черный широкий длинный плащ, который скрыл ее всю, на лицо — капюшон. Так ее никто не узнает. Длинным бронзовым ключом открыла она в спальне потайную дверь, потушила лампу.

И пошла во мрак.

4

Фрау Бертина в темноте видит, как сова. Не зря у нее глазищи такие. Руди за ней спешит. В темноте на ведро какое-то налетел, громыхнул. Она лишь встрепенулась, прислушалась на мгновение и пошла вперед так же стремительно и уверенно, свой путь фонарем не освещая. Подземным ходом из спальни — в какие-то пустые комнаты, затем на улицу, в дождь. Покрутила ключом в ржавом замке, открыла железную дверь в каменной стене, и очутились оба в переулке. Завернули за угол и еще за один. Тут и открылась перед ними ночная жизнь столицы великой империи…