Выбор наследника - [30]

— Аа-а-а-ййй! — визжал Карадор, козликом перепрыгивая через корзину с репой. — Я больше не буду! Всего-то один бутербродик… с колбаской… мама! Убивают! Спасайте ценного меня!

Подпрыгнув в очередной раз, он задел коленом корзину с яйцами, и толстуха издала такой вопль, что, наверное, пробудила всех соседей. Подхватив упавшую корзину, она от злости запустила ее в незваного гостя, но тот увернулся, и плетеный снаряд прямиком врезался в окно. Раздался веселый звон разбитого стекла.

— Ну вы же разумная женщина! — не сдавался Карадор, заняв выгодную позицию, между ним и его противницей оказался длинный разделочный стол. — Давайте… — он пригнулся, пропуская над головой половник, — поговорим конструктивно!.. Знаете, а вот нож в руке как-то не способствует развитию двустороннего… ой! За что?

Толстуха, убедившись, что нож прочно застрял в стене напротив, запустила в эльфа сковородкой и попала в составленные горкой глиняные миски. Не выдержав столкновения, вся горка с хрустом рухнула на пол.

— Я нечаянно! — Круто развернувшись, Карадор задел локтем квашню с тестом, которое тут же вывалилось поверх черепков. — Погодите, я сейчас все уберу!

Он резко присел, и поэтому бросок табуреткой тоже не достиг цели.

Примерно в это время на сцене и появились Тара и Фрозинтар.

— Привет! — Вынырнув из-за стола, Карадор помахал им ладошкой, перепачканной в тесте. — Объясните же вы ей, что я никакой не грабитель, а гость, и хотел всего лишь нарезать бутербродов!

Круто развернувшись, толстуха чуть ли не нос к носу столкнулась с парочкой. Она сразу увидела то, что захотела увидеть, — голую Тару (из одежды на девушке была лишь наброшенная на плечи мужская куртка) и маячившего за ее спиной второго незнакомца.

— Т-ты… — прохрипела толстуха и заорала так, что из окошка повылетали остатки разбитого стекла, а в доме напротив заплакал ребенок и захлопали ставни.

— Э-э, — Карадор сделал попытку заткнуть уши, но передумал, глядя на испачканные пальцы, — она у тебя всегда такая?

Тара страдальчески кивнула, закатив глаза. По горькому опыту она знала, что если хозяйку чем-то не отвлечь (читай — не заткнуть рот), та будет орать и стенать, пока не поднимет на ноги всех соседей. Причем свои рассчитанные на широкую публику истерики она закатывала по любому поводу. Просто удивительно, как владельцы соседних домов еще не скинулись и не сдали ее за круглую сумму в приют при храме Белого Быка, куда тишком свозили всех, чье душевное состояние вызывало сомнения и подвергало опасности здоровье окружающих.

В это время вперед шагнул Фрозинтар. Отстранив Тару, он взял толстуху за плечи, подтянул к себе и сверху вниз глянул на женщину чуть прищуренными глазами. Та внезапно подавилась криком и уставилась в его вертикальные зрачки. Рот ее продолжал разеваться, но вместо крика из него теперь выходило одно только бульканье.

Несколько секунд продолжался обмен взглядами, после чего наемник быстро и решительно поцеловал толстуху в губы.

— Вот присосался, — прокомментировал Карадор, облизывая с пальцев тесто. — А врал — «жена», «жена»…

Когда поцелуй прервался, толстуха покачнулась, как пьяная, с трудом попыталась сфокусировать взгляд на незваных гостях. Фрозинтар облизнулся, отпуская ее. Он мог бы выпить и больше, но остатки жизненной силы трактирной служанки еще ходили в теле — силы молодой крепкой женщины, а не этой развалины, — да и не была ее энергия такой уж вкусной. Если бы не необходимость и подсознательное желание иметь небольшой запас, на всякий случай, он бы даже не посмотрел в ее сторону.

Хозяйка обвела кухню мутным взглядом, слегка вздрогнула, наткнувшись глазами на наемника и, пошатываясь, направилась прочь.

— Вы это… того, — послышался ее сонный голос, — пойду-ка я, прилягу…

— А бутербродик-то сделать можно? — как ни в чем не бывало крикнул ей вслед Карадор.

Толстуха вяло отмахнулась рукой, чуть не потеряв при этом равновесие, и чувствительно приложилась боком к стене, дальше решила продвигаться на ощупь, как больная или пьяная.

— Уф! Еле выпроводил! — Не обращая внимания на выражение лиц своих спутников, Карадор выдернул ножик из стены и деловым взглядом прошелся по разгромленной кухне. — Та-ак… Совсем забыл, где у нас теперь валяется хлеб?

Подкравшись на цыпочках к двери, король Кейтор задержал дыхание и чуть-чуть приоткрыл ее, опасливо высунув в щелочку самый кончик любопытного носа.

Со вчерашнего дня его приемная изменилась до неузнаваемости. Два окна были сплошь заставлены цветами в фигурных горшках, а портьеры делового сине-зеленого цвета сменили кружевные занавесочки — розовые в голубых разводах. Стол секретаря переехал в дальний угол, а на его месте у окна расположилась оттоманка, вокруг которой были накиданы шелковые подушки. Среди подушек валялись недовышитый рушник, лютня, несколько книг и пустой флакон из-под валерьянки. Справа и слева стояли два столика — один поменьше, сплошь заставленный креманками из-под мороженого, бокалами и вазами с фруктами. Второй побольше, с солидных размеров зеркалом. На нем в три этажа было разложено столько косметики, что вся женская половина дворца давно должна была удавиться от зависти — столько оттенков розовой помады не имелось даже у королевы Лианы! Еще один угол был отгорожен ширмой, расписанной лебедями и незабудками. Возле него красовались сундук с башенкой из шкатулочек и чугунная ванна. Предполагалось, что за этой ширмой благородная леди будет переодеваться и совершать обязательное утреннее омовение. В противоположном углу обнаружился один из придворных котов, привалившийся к стене и рассматривающий свои передние лапы. Рядом с ним валялся второй флакон из-под валерьянки.