Выбор Гермионы - [7]

-- Мистер Лавгуд, я - Гермиона Грейнджер, подруга вашей дочери, Луны, она разве не прислала вам письмо?

-- Письмо? - косит взглядом Ксенофилиус, потом хлопает по лбу. - Ах да! Заходите!

Уфф, получилось. Вроде бы.

Впустив в дом, Ксенофилиус немедленно обо мне забывает и устремляется куда-то наверх. Оттуда доносится грохот и лязг, что-то вибрирует и стонет. Машины в доме волшебника? Ну да, собственно, мне-то чего жаловаться? Хотел одиночества, вот, пожалуйста, даже про Турнир не просят рассказать, хотя "Придире" это могло бы пойти на пользу. Эксклюзивное интервью, все дела, ну вы понимаете.

Поднимаюсь следом, по винтовой лестнице: громыхает печатный станок, выплевывающий те самые "Придиры". Смотрю вверх. Винтовая лестница, надо полагать, пронзает все здание - весь этот цилиндр? На особняке, скорее всего, чары незаметности, иначе такую безумную конструкцию осаждали бы толпы уфологов и лох-нессистов. Да и луна сверху в ясный день - напоминание о дочке?

Впрочем - какая разница?

Спускаюсь вниз - круглая, изогнутая кухня, с изогнутой мебелью и плитами, и все расписано. Цветы, птицы, насекомые, причем оттенки яркие, сочные и насыщенные. Работа жизнерадостного ребенка, смотрящего на мир широко открытыми, изумленными глазами.

Ладно.

Хотелось одиночества - получи и распишись. Теперь не подставить самого Ксенофилиуса, ну да с этим проблем не будет. Башня большая - есть, где прятаться от посетителей, холмы вокруг - безлюдны, там можно побыть в одиночестве. Нехитрые приемы маскировки от Грюма со мной, в том же Хогсмиде вроде бы никто не опознал.

Осталось только найти место, где спать, и вперед, в холмы, повыть молчаливо на луну.

10 июня, особняк Лавгудов

-- Привет, - просто говорит Луна и обнимает.

От нее пахнет степной свежестью и чернилами.

-- Привет, - а что тут еще можно сказать?

Она, кажется, подросла, во всех местах. Да, определенно подросла.

-- Твои мозгошмыги изменились, - задумчиво говорит Луна, разглядывая меня искоса.

Голова ее наклонена вбок, сережка - редиска почти касается плеча.

-- Очень даже может быть, - отвечаю дипломатично.

Две недели у Лавгудов пошли на пользу, без шуток. Не сказать, что тело и мозг нашли полную гармонию, скорее нечто напоминающее соединение двух кусочков самодельного паззла. Совпадение есть, но еще надо притереть, обтесать, поправить и подточить, и вот тогда будет цельная картинка.

-- Они стали спокойнее, и... танцуют вместе, - кивает Луна.

Танцуют? Надеюсь, что-то приличное?

-- Я скучала, - говорит младшая Лавгуд и, наконец, заходит домой. - Папа!

-- Да, дочка? - доносится сверху.

К счастью, Ксенофилиус уже напечатал очередной тираж, и адски громыхающий станок выключен. Это, в сущности, обычный печатный станок, просто заколдованный в лохматые годы на выпуск магических журналов. Ксенофилиус периодически заряжает заклинание, но вот от грохота оно не спасает.

-- Ты вернулась? Отлично! Мне прислали письмо вчера!

Ксенофилиус сбегает вниз, дробоча по чугунной лестнице набойками на туфлях. Он уже одет, практически официально, разве что мантия из разряда "рабочих" - дырявая и замызганная.

-- В Южной Азии замечены следы Тропариуса! - восклицает Ксено, потрясая письмом. - Собирайся! Мы немедленно едем!

-- Папа, у нас гостья! - восклицает Луна.

-- Она отлично присмотрит за сливами-цеппелинами в саду, пока мы будем искать Тропариуса! - Ксенофилиус брызжет энергией и машет руками. - Я знаю, она справится!

Луна смотрит на меня, развожу руками, мол, виновен. Она и вправду подросла за этот год, и стала как-то светлее что ли? Не в плане волос, разумеется, тут Луна по-прежнему блондинка. Свечение изнутри? Или просветленность во взоре?

За садиком же, ну не присматривал - это слишком громкое слово - просто слегка занимался мимоходом. Тут прибрался, там подмел, слегка поправил штакетник, но у Лавгуда - старшего и до этого руки не доходили. Журнал, статьи, встречи, какие-то работы по магическим животным, настоящим и выдуманным, весь в делах и заботах, во всяком случае, из того, что видел лично.

-- Я хотела бы услышать рассказ о Турнире, - говорит Луна, - а то никто ничего толком и не рассказывал в школе.

Ну да, кто бы там рассказывал? Я отбыл сразу, Нимфадора и Аластор - взрослые, а Гарри Дамблдор, наверняка, изолировал.

-- Турнир был подстроен гоблинами! - важно восклицает Ксенофилиус и убегает.

Луна смотрит на меня мягко и одновременно с этим как-то жадно.

-- Чаю? - спрашиваю немного растерянно.

-- Смотрю, ты поладила с папой, - говорит Луна мечтательно.

Пожимаю плечами, опять. Нетрудно поладить, когда практически не общаешься, и редко пересекаешься в пределах одного дома. Пару раз Ксенофилиус читал мне лекции о каких-то животных, ну и все, собственно.

-- У нас в Хогвартсе все было спокойно, только под конец года Рон куда-то пропал.

-- Рон?

Разве Дамблдор не запечатал Хогвартс? Рон? Ой-ой.

-- Да. Он очень сильно захотел выйти, и школа его выпустила, - отвечает Луна. - А потом делегация вернулась,... только тебя там не было.

Рон. Во рту становится горько, тяжело дышать.

-- Дамблдор сразу аппарировал меня домой, - мрачнею невольно. - Темный Лорд убил моих родителей, чтобы попасть в Дурмштранг на финал Турнира.