Выбор богов - [3]

Обнаруженный ручей был, как нельзя, кстати, поскольку запасы питьевой воды на судне давным-давно подошли к концу. А та мутная неприятная жидкость, что плескалась на дне заплесневелых бочек, источала ужасное зловоние, и даже после долгого утомительного процеживания ее невозможно было пить. Моряки уже потихоньку начали роптать, бросая косые взгляды на капитана, но так неожиданно грянувшая буря живо сбила с них спесь.

Заремба побрел обратно на берег и вскоре вернулся с остатками команды. Небогатая часть скудной поклажи, наспех снятой с затопленной галеры, была свалена в общую кучу, возле живописной груды валунов. Атлант бегло осмотрел нехитрый скарб и ничего не сказал. Свежая вода подействовала на людей благотворно, и моряки слегка оживились. Послышались грубоватые шутки и бодрый смех, указывающий на то, что усталые люди после пережитого постепенно приходят в себя.

Маленькая коричневая ящерка, обеспокоенная учиненным шумом, подняла вытянутую узкую голову из травы и тут же, углядев толпу подозрительных существ, стремительно юркнула под один из больших камней, покрытых зеленоватой коркой пушистого мха.

— Вот, глазастая, — устало проговорил один из моряков. — И не подойдешь…

— Ишь чего хотел, — беззлобно ругнулся кто-то. — От тебя же, Гримлин, за целую версту столетним пойлом несет. Ты же пропитан им насквозь, от самой макушки до кончика стоптанных подошв. Чего же тут удивляться-то…

Окружающий лес подхватил это высказывание одобрительным шелестом листвы.

— Да ты хоть с подветренной стороны подбирайся, хоть по ветру, а все одно любая птаха за лигу почует, — добавил щуплый моряк, голые по локоть руки которого украшала синяя замысловатая татуировка.

Мужчины добродушно засмеялись. Гримлин с усмешкой оглядел своих дружков, скорчил важную рожу и довольно ядовито возразил:

— Настоящему бывалому мужчине крепкий настой хорошего вина с травами никогда еще не повредил…

— Ну-ка, ну-ка, поясни нам свою мысль, — загудели мужчины.

Гримлин скорчил значительную мину и довольно связно изложил свой взгляд на вещи:

— Чего там, ребята, запах. — Он похлопал себя по грязной, изношенной до дыр куртке. — Запашок мне не помеха. Мне же не с бабой мягкой на постели биться, на белых простынях. Мне ведь с врагом подлым на топорах сражаться. А уж он-то ко мне вряд ли принюхиваться будет…

— Конечно, — задумчиво протянул кто-то. — Что он дурак, что ли, принюхиваться к тебе, враг-то твой. От твоего же душистого запашка, дружище Гримлин, не то что враг какой, любая скотина в одночасье помрет…

Моряки оглушительно заржали. Гримлин сурово насупился и твердо заключил:

— Лучше провонять на всю округу дерьмом, Плывун, чем сдохнуть раньше времени…

На это справедливое высказывание никто ничего не возразил.

После короткого обсуждения лагерь решили разбить неподалеку, в тихой лощине.

Кулл отрядил нескольких человек на охоту, и те вернулись довольно скоро, сгибаясь под тяжелой тушей убитого ими кабана.

Остаток дня провели в тесном кругу, согреваясь теплом разожженного костра. Холодный ветер, качая верхушками деревьев, внимал негромкому говору людей. Отсветы кровавого пламени ложились на их лица. Моряки вяло обсуждали случившееся событие, по-житейски довольствуясь тем, что остались целы и невредимы. И хотя буря унесла их товарищей, еще неизвестно, кому из них повезло больше, тем, чьи тела сейчас покоились на морском дне, или тем, кто продолжает вести тяжелую борьбу за существование. Жизнь, с ее бесконечными, суровыми буднями, наполненными опасностями, приучила людей не заглядывать далеко вперед. А раз уж так сложилось, то к чему думать о близкой смерти, если она все равно рано или поздно придет и возьмет свое — не сегодня, так завтра. И кто знает, может, покой морского дна гораздо лучше того, что уготовано кому-то капризной фортуной…

— Не нравится мне это место, — говорил один из моряков. — Чувствую, беда будет.

— А тебе, Пекун, в любом месте что-нибудь да не так, — ругнулся его сосед справа — здоровенный кряжистый тураниец, чью обнаженную грудь покрывали боевые шрамы, а часть лица была изуродована ужасным ожогом. — Каркаешь только, как ворона над душой.

— «Темный остров» это, — не слушая его, продолжал Пекун. — Я о нем в Дуур-Жаде премного наслышан, в таверне старого Одрика, что возле гавани. Один старик сказывал, что каждый, кто его увидит, долго не проживет…

— Чего же это он не проживет? — полюбопытствовал тураниец, сделав из фляги с вином приличный глоток. — Кто ему с этим затейливым делом помешает?

Пекун покачал головой и, тяжело вздохнув, сообщил:

— Про то старик не сказывал.

Люди приумолкли, теснее прижимаясь к костру, только треск горящих сучьев да ветер в листве нарушали тревожную тишину.

— Да ты, Пекун, и так зажился, — неожиданно хохотнул кто-то из бродяг.

Крепкий седовласый зарфхаанец ткнул приятеля локтем в бок и весело подхватил:

— Так что не пугайся особенно, Пекун, когда ненароком помрешь со страху…

Моряки радостно заржали.

Атлант, глядел на их веселые красные рожи, и желал только одного — поскорее убраться отсюда как можно подальше. К тем местам, где слышен щедрый звон золотых монет, а не угрюмый плач ветра, где звучат желанные голоса прекрасных женщин, и нет причин для беспокойства.