Выбить фашизм. Анархистский антифашизм в теории и на практике - [8]

Мы теперь наблюдаем такой же [религиозный] феномен в Германии, где национализм за потрясающе короткое время развился в гигантское движение и вселил в миллионы людей слепой экстаз, в котором они с правоверным рвением ожидали пришествия Третьего Рейха, ожидая — от человека, который был совершенно неизвестен несколько лет назад и который до тех пор не предоставил ни малейшего доказательства какой-либо творческой способности, — что он прекратит все их несчастья. Это движение, кроме того, в конечном счёте, всего лишь инструмент для получения политической власти небольшой кастой. Для возвращения себе потерянного после войны положения им подходили любые средства, которыми они могли надеяться «умно спрятать конечную цель», как любил выражаться коварный Бонапарт. […]

Можно спокойно игнорировать этот слепой религиозный пыл, который в своей детской беспомощности кажется почти невинным; однако эта кажущаяся невинность мгновенно исчезает, когда фанатизм энтузиастов служит могучим и жаждущим власти в качестве орудия их тайных планов. Ибо эта обманутая вера недоразвитых, подпитываемая скрытыми источниками религиозного чувства, раздувается до дикого неистовства и превращается в оружие неотразимой мощи, освобождая путь любому злу. Не говорите нам, что ужасающая материальная нужда наших дней одна ответственна за эту массовую манию, лишая ослабленных долгими годами несчастий людей способности к мышлению и заставляя их верить любому, кто подкармливает их усиленные голодом страстные желания заманчивыми обещаниями. Военное безумие 1914 года, закружившее весь мир в сумасшедшем вихре и сделавшее людей недоступными любому голосу рассудка, появилось в то время, когда люди были гораздо обеспеченнее материально и когда призрак опасного экономического положения не преследовал их всё время. Это доказывает, что подобные феномены не могут быть объяснены исключительно на основании экономики и что в подсознании людей существуют скрытые силы, которые не могут быть логически поняты. Это — религиозный порыв, всё ещё живущий в современных людях, хотя форма веры и изменилась. Клич крестоносцев «Такова воля Бога!» вряд ли вызовет эхо в сегодняшней Европе, однако по-прежнему существуют миллионы людей, готовых на всё, если этого желает нация! Религиозное чувство приняло политические формы, и политический человек сегодня противостоит естественному человеку не менее антагонистично, чем человек прошлых столетий, зажатый в тисках церковного догматизма.

Само по себе массовое безумие верующих было бы не слишком важным; его всегда можно найти у родников чудесного, и оно мало склонно к практическим соображениям. Но намерения тех, кому это безумие служит в качестве средства для достижения цели, имеют большее значение, пусть даже в вихре крупных событий их тайные побуждения в целом не улавливаются. И в этом таится опасность. Абсолютный деспот прошлых времён мог утверждать, что правит милостью Божьей, однако последствия его действий всегда отражались на нём лично; ибо в глазах мира его имя должно было покрывать всё, и правильное, и неправильное, так как его воля была высочайшим законом. Но под прикрытием нации всё может быть спрятано. Государственный флаг прикрывает любую несправедливость, любую бесчеловечность, любую ложь, любой произвол, любое преступление. Коллективная ответственность нации убивает чувство справедливости в личности и доводит человека до того, что он игнорирует совершённую несправедливость; до того, что ему, на самом деле, может показаться, что совершается похвальное деяние, если оно совершается в интересах нации.

«А идея нации, — говорит индийский поэт-философ Тагор, — является одним из самых мощных обезболивающих средств, когда-либо изобретённых человеком. Под влиянием его паров целый народ может осуществлять систематическую программу самого разрушительного своекорыстия, ни в малейшей степени не осознавая его моральную извращённость — на самом деле, чувствуя себя опасно обиженным, когда на него указывают». [Rabindranath Tagore, Nationalism, New York, 1917, p. 57]. Тагор назвал нацию «организованным эгоизмом». Термин хорошо избран, но мы не должны забывать, что мы всегда имеем дело с организованным эгоизмом привилегированных меньшинств, которые прячутся под юбками нации, прячутся под легковерием масс. Мы говорим о национальных интересах, национальном капитале, национальных сферах интереса, национальной чести и национальном духе; однако мы забываем, что за всем этим спрятаны просто эгоистичные интересы любящих власть политиков и любящих деньги деловых людей, для которых нация — это удобная ширма, за которой можно спрятать от глаз мира их личную жадность и их интриги в поисках политической власти. […]

Развитие технологии за счёт человеческой личности и особенно фаталистическая покорность, с которой громадное большинство соглашается на эти условия, — это причина, по которой желание свободы менее живо среди современных людей и во многих из них полностью заменено желанием экономической безопасности. Этот феномен не должен казаться таким уж странным, так как вся наша эволюция достигла стадии, на которой почти каждый человек — либо управляет, либо управляем; иногда и то, и другое. Это весьма усилило отношения зависимости, так как истинно свободному человеку не нравится ни роль управляющего, ни роль управляемого. Он прежде всего занят тем, чтобы сделать свои внутренние ценности и личные способности действенными таким образом, чтобы позволить ему использовать собственное суждение во всех делах и быть независимым в действиях. Постоянная опека над нашими действиями и мыслями сделала нас слабыми и безответственными; отсюда — непрекращающиеся призывы к сильному человеку, который должен покончить с нашим несчастьем. Эти призывы к диктатору являются не знаком силы, а доказательством внутреннего отсутствия уверенности и свидетельством слабости, хотя те, кто их издаёт, и пытаются придать своим призывам видимость решительности. То, чего человеку больше всего не хватает, он больше всего и желает. Чувствующий свою слабость ищет спасения в чужой силе; слишком трусливый или робкий, чтобы поднять руку и самостоятельно определить свою судьбу, — вверяет её другому. Как был прав Зойме, когда сказал: «Нация, которая может быть спасена только одним человеком и хочет быть так спасена, заслуживает порки!» […]