Выбираю таран - [23]
Но даже у В. И. Лавринца-Семенюка, лауреата Ленинской премии, не брали к публикации очерк о Казакове. И только в 2003 году смог он включить его в свой двухтомник «История русской авиации и практической космонавтики».
В марте 2004 года мы с ним встретились, говорили о том, что так ничего и не знаем о личной жизни русского аса — откуда родом, кто родители, был ли женат? Нет о том упоминаний ни в материалах Эдгара Меоса, ни в неизданной рукописи Вячеслава Ткачева, начальника Полевого управления авиации и воздухоплавания действующей армии в 1917 году, под началом которого был истребительный авиаотряд Казакова, ни в найденной мной статье старейшего авиатора и авиаконструктора России А. В. Шиукова, опубликованной в журнале «Вестник воздушного флота» в знаменательный 1945 год!
— Насколько помню, — говорит Всеволод Иванович, — Меос со слов Матвеева сообщил, что Казаков был холост, а вот любимая девушка у него была. Но сумятица Первой мировой войны, переросшей в братоубийственную Гражданскую, развела их далеко друг от друга.
…И все же мы порадовались, что теперь многое знаем о жизни, незаурядном характере и ратном пути аса асов.
КАЗАКОВ АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ (1889–1919)
Ротмистр 4-го корпусного авиаотряда 5-й армии Западного фронта.
1 апреля (по новому стилю) 1915 года в районе польских местечек Воля Шидловска — Гузов, западнее Вислы, сбил германский «альбатрос»-разведчик на подходе к нашему аэродрому чиркнув его сверху колесами своего «морана». То есть полностью повторил таран Нестерова — «чирканьем».
Приземлился на аэроплане с погнутыми колесами и оторванной лопастью винта.
1 августа 1919 года его «сопвич», сделав прощальный круг над пароходом, увозящим друзей-летчиков в Архангельск, а далее — в армию Колчака, вдруг камнем рухнул вниз. Друзья сочли эту трагедию самоубийством.
Похоронен на кладбище города Березник Архангельской области.
Награды: орден Святого Георгия, Золотое Георгиевское оружие «За храбрость», орден Святого Владимира, пять боевых медалей, высший военный орден Великобритании «За отличную боевую службу».
«Летал Александр Казаков много… смело, уверенно и, как говаривали солдаты, всегда радостно, — вспоминает о своем командире Александр Матвеев в книге «Разбитые крылья». — Его боготворили. Когда наш командир проходил, все расступались, давая дорогу и козыряя высокому худощавому штабс-ротмистру… Голубоглазый блондин с молодецкими усами казака и нежным лицом юноши. Кожаная куртка, фуражка с цветным околышем, золотые погоны с черными знаками летчика…
Сослуживцы знали, что он терпеть не может облаков, — продолжает воспоминания А. Матвеев, — и в этом проявлялась нелюбовь его ко всему неясному, мутному. «Говорите правду!» — требовал он от подчиненных, и казалось, в его васильковых глазах отражается ясность восприятия правды и серый туман понятой лжи…»
Его боготворили… За что? Только ли за первое место по победам среди русских асов? Только ли за отчаянную храбрость? Только ли за требование высокой правды от других и от себя — в первую очередь?
Он утвердил обычай хоронить врагов — сбитых летчиков по-христиански, предавая земле с почестями. Но он бесстрашно выходил на смертельный бой с ними, потому что они несли смерть русским солдатам, мирному населению. И тут никакого противоречия с христианской заповедью «Не убий!» он не видел, коль останавливал убийство соотчичей.
Выпускник Гатчинской авиашколы двадцатилетний Александр Казаков прибыл на фронт 28 декабря 1914 года, через четыре месяца после трагической гибели П. Н. Нестерова, «мертвую петлю» которого, как и другие фигуры высшего пилотажа, он исполнял с ювелирной точностью. К тому же отличался незаурядной изобретательностью, часами просиживал за схемами и чертежами.
«Голь на выдумки хитра!» — со вздохом произнес начальник Гатчинской авиашколы Сергей Алексеевич Ульянин, сам изобретатель и конструктор, создавший первый в России аппарат для аэрофотосъемки. Вспомнил он русскую пословицу, услышав от выпускника Казакова просьбу испытать устройство «для снятия аэропланов с неба». Сложное по управлению, оно требовало от летчика хладнокровия, трезвого расчета и жертвенности. Вот что пишет в своих воспоминаниях Алексей Владимирович Шиуков:
«Под брюхом самолета подвешивался 100-метровый стальной крюк, на верхнем конце которого укреплялась полупудовая гиря, а на нижнем — многолапая «кошка». Посредством миниатюрной лебедки летчик мог в полете сматывать-разматывать трос. Расчет был таков: заметив вражеский самолет, летчик выпускал трос, затем сближался с противником и, пройдя над ним с превышением в 50–60 метров, старался зацепить «кошкой» за крылья или оперение самолета. В случае удачи, в момент зацепления «кошкой» неприятельского самолета, специально приспособленный нож перерезал проволоку, удерживающую гирю. Гиря при падении должна была описать кривую вокруг неприятельского самолета и, опутав его тросом, вызвать катастрофу.
Мне довелось быть свидетелем испытаний, которые проводились на Гатчинском аэродроме осенью 1914 года. Здесь же я и познакомился с самим Казаковым.
Опыты проводились следующим образом: в узком пролете между небольшими группами деревьев на высоте 5–6 метров от земли был натянут канат. Казаков на самолете с выпущенной «кошкой» с разгона задевал ею канат. При удачном зацеплении гиря срывалась с самолета и вместе со стальным канатом падала на землю».
